Сардан аккуратно снял с Кюимеи доху и теперь с кислой гримасой разглядывал торчащую из плеча шаманки стрелу. Лес шелестел и пел свои песни, а красно-золотистые листья осин тихо спускались с веток и падали на ноги Кюимеи. Она была без сознания.
Ашаяти насупилась, с оскорбленным видом уселась подальше и повернулась спиной, а Джэйгэ всё ходил где-то в кустах шиповника и искал тропу. Когда он наконец вернулся, Сардан попросил его помочь вынуть стрелу – сам музыкант не знал, как к этому подступиться. От каждого стона раненой шаманки его самого как будто хлестали по лицу.
– Ооюты убивают своих врагов, а не спасают их жизни, – сказал Джэйгэ, кинул на Кюимеи презрительный взгляд, а потом развернулся и опять скрылся в осенней листве.
Сардан угрюмо посмотрел ему вслед и прикусил губу. В конце концов согласилась помочь Ашаяти, и вдвоем, трясущимися руками, перепуганные и смущенные, они вытащили стрелу из плеча Кюимеи. Из раны вытекло несколько капель темной крови – и не больше. Но и от этого Ашаяти стало тошно, и только закончили – она поспешила убраться обратно к костру, а Сардан принялся накладывать на плечо шаманки мази из аптечки в своем ящике. Вскоре кровь остановилась. Музыкант кое-как перевязал рану тканью, в которую прежде была завернута треснувшая от морозов «флейта весны».
Мазь жгла рану. Кюимеи морщилась, стонала, но в сознание не приходила.
По ветке над головой пробежала огненно-рыжая белка, остановилась и глянула на пришельцев внизу черными глазками. Ашаяти подскочила, и белка бросилась наутек, неловко взлетела по стволу и выронила орешек. В кустах прыгали и порхали сероватые птички и переговаривались мелодичным речитативом, совсем как в опере. Шумел ветерок, пахло соснами и сырыми осенними листьями. Ничего в этом ярком лесу не напоминало те волшебные ледяные просторы, по которым брели Сардан, Джэйгэ и Ашаяти какую-то неделю назад. Впрочем, кто его знает, как давно это было? В тех местах не было ночей.
Когда Джэйгэ вернулся, они натянули между двумя каарзымами шкуру и положили туда шаманку. Сардан долго возился с шаткой конструкцией, подтягивал ремни, ходил кругами и всё думал, что еще можно сделать, но так ничего и не решил.
– И долго ты собираешься ее таскать? – спросила Ашаяти. – Куда мы вообще теперь идем?
Сардан задумался, развел руками.
– Бандиты из Ургылура говорили, что рабов увели на юг, – сказал он и посмотрел на Джэйгэ. – Но юг большой. На юге от Ооюта – весь мир.
– Они пошли в Кокотук, – сквозь зубы проговорил Джэйгэ. – Улус у Большой Реки. Лодки Ланхрааса по реке увозят рабов.
– Ты знаешь дорогу?
– Я туда не доходил, – сказал Джэйгэ. – Но в лесу есть дорога через ущелья. Она проходит через Ургылур и наверняка приведет в Кокотук.
Когда нагруженные и связанные каарзымы спустились в ущелье – настала ночь. На рассвете поднявшийся ветер подхватил опавшие листья, и они, путаясь в обсыпанных ягодами шиповниках, полетели кругом цветастыми брызгами. Вскоре выяснилось, что дорога в ущелье завалена камнями. Они были увиты корнями старых деревьев и, облепленные ягелями и лишайниками, бугрили дорогу. Каарзымы еле тащились, фыркали, недовольные стянувшими их ремнями, и Сардану то и дело приходилось их успокаивать – неловкое движение могло вышвырнуть шаманку из носилок.