Понедельник
В старой фотостудии советского здания понедельник. Июль – сезон дачи и семейных снимков. От жары ужасно пахнет деревянный пол. Стены сыреют, будто Ленин пытается передать послание предкам.
Люди нетерпеливы. Распечатывают файлы, делают фото на документы.
Иногда, словно из другого мира приходят деловые дядьки и тётьки в костюме – отправить факс.
На тумбе стоит грустный кофе. Уже остывший, он глядит на то, как я бегаю по фотостудии. Знает, что выброшу его, ведь нет ничего хуже, чем остывший кофе. Мне тоскливо, потому что купить другой не могу, а спать хочется до жути.
Миша снова кричал всю ночь. Приходилось его качать. В какой-то момент образцовая мать засыпала, держа его на руках. Сопела, не слыша криков сына. Утром оставила его соседке и неслась на работу. Но утро не было испорчено. Успела насыпать себе горький кофе в термос. Он был такой противный, что даже бодрил, оставляя чувство приятной горячи.
А затем всё повторялось по кругу. В отдельные дни я чувствовала особенную измотанность как сегодня.
Уловив момент когда люди уходят, беру стаканчик с кофе. Обрадовавшись, он будто теплеет. Составляю список дел. К тому времени народ начинает собираться.
– Мне фото на документы, – говорит один из толпы. – На загранпаспорт.
Подняв глаза, я вижу странные вещи. Очередь состоит из животных. Ко мне подошла лошадь. Стукнув копытом да цокнув, она продолжила:
– Фото на документы, – Ну же. – Без копыт.
Старый ёж запыхтел. Добравшись до стойки он затрясся:
– Сделай ксерокс, быстро, – сказал он.
Лиса подскочила:
– Кажется вы были за кротом, – говорит она.
– Когда работал профессионал, было лучше, – сказала крыса, дожевывая сыр.
Руки трясутся, голова кружится, как в школе, когда выходишь рассказывать стих. На меня смотрят животные, словно я выставочный экземпляр. Каждый выносит вердикт.
– Это всё очередь? – спрашивает белка с огромным пакетом орехов. – Мне бы телеграмму послать.
Махнув хвостом, она роняет пару орешков на пол. Медведь встает на один, да поскальзывается.
– Черт бы тебя, – вопит он. – На почту иди.
Волк встает, окидывая меня с головы до ног, говорит:
– Стажерка. – Факс сможешь?
В этот момент факс перестает работать.
Я сажусь на стул и рыдаю, прям как сын Миша ночью.
Лошадь сразу меняется в лице:
– Ну что вы деточка, – говорит она, – из-за таких мелочей. – Вы же не ломовая лошадь.
– Право, в ежовых рукавицах надо их держать, – поддерживает её старый ёж, показав на зверей в очереди. – И не надо переживать.
Он отрывает от иголок пару конфет и спелое яблоко, протягивает мне.
– Не расстраивайтесь, – говорит лошадь, – Каждая из нас по своему
Лошадь, – хором произносят животные в очереди.
Я пошевелилась и проснулась. Через десять минут начинается рабочий день. Из наушников играют стихи Маяковского про лошадь. Солнце припекает, старый ковёр воняет. На столе откуда-то лежат конфеты, что дал мне ёжик во сне. На календаре понедельник.
Зоопарк “Мандаринка”
Мы с папой обычно ходим в зоопарк. Называется очень странно – "Мандаринка", но я люблю бывать там. Зоопарк небольшой, как прямоугольник, нарисованный школьником.
Обычно папа ходит со мной туда несколько раз в месяц:
– Готова? – говорит он и мы отправляемся в путешествие.
Мы бываем там недолго – от силы час. Но поскольку мы частые посетители “Мандаринки”, то обычно сразу идем к нашим любимцам.