Мы лежали на старом диване у нее дома и глядели в потолок. Я подумал, что Рите не помешает хотя бы побелить его. Но тогда мы с ней лишимся любимого занятия: рассматривать желтовато-серые пятна на неровно отсыревшей известке. Нам обоим нравилось скользить взглядом по очертаниям разных фигур над нашими головами. Чуть повернешься – и гибкая пушистая лиса притворяется чьим-то непослушным локоном, острые зубцы скал становятся зубами аллигатора, а стремительный Ferrari превращается в кабину военного летчика.
К слову, о военных летчиках. Их как раз тренируют не видеть в облаках ничего, кроме возможной угрозы или маневров для успешной атаки, а не пасущихся барашков.
Вдруг Рита сказала, что нашла в лесу рубины.
– Рубины?
– Да, рубины. На тропинке валялись.
Я не верил ей: откуда в нашем лесу рубины? И тут, потянувшись вниз, Рита выудила из-под дивана два огромных кристалла и подала их мне.
Неожиданно тяжелые, прозрачно-синие, словно арктический лед, они испускали таинственный свет и оказались такими холодными, что обжигали пальцы.
На мгновенье я растерялся.
Потом с сомнением произнес, глядя на увесистые глыбы в моих руках:
– Это не рубины. Рубины, насколько мне помнится, совсем другого цвета.
– Рубины, рубины, – беспечно промурлыкала Рита, – подойди к окошку!
Скорее повинуясь машинально, нежели собираясь удостовериться в правоте слов бессовестной, но прекрасной выдумщицы, я подошел к окну. Руки были заняты, я с грехом пополам отдернул тюль. Этот общеобязательный и, как правило, пыльный атрибут нынешних квартир позволяет хозяевам вести неприметный, порой скрытный образ жизни, не давая любопытным посторонним взглядам проникнуть вглубь жилища. А таких желающих, насколько мне известно, всегда предостаточно.
В ярких солнечных лучах камни изменили цвет на темно-розовый, а через несколько мгновений засверкали во всю мощь, играя кроваво-красными, закатными, переливами со вспыхивающими в глубине огненными искрами.
Я не помнил точно, как рубины должны выглядеть при смене освещения.
Изученные некогда справочники, взятые у подружки детства Марины – чьи родители были известными минералогами – выветрились из моей головы почти сразу после прочтения, поскольку полученные знания никак не могли пригодиться в жизни.
В ювелирные магазины я даже не заглядывал. Во-первых, я столько не зарабатывал, а во-вторых, знал, что, кроме пухлых золотых перстней и сережек с синтетическими рубинами в нашем «Рубине» практически ничего не бывает. На витринах красовались еще кулончики с александритами, тоже синтетическими, янтарные бусы, серебряные чарки и ложечки, а украшения с бриллиантами и изумрудами я считал чем-то запредельным для рядового гражданина, живущего на зарплату.
Вероятно, точно так же обстояли дела в черниковском «Топазе». В лучшем случае, там продавались еще облагороженные топазы в громоздкой оправе, годившиеся разве что для мощных продавщиц из продуктовых.
И дарить украшения мне особо некому. Моя мама редко наряжалась. Рита тоже не умирала по «цацкам» – по крайней мере, я так полагал. К тому же она была замужем, и с этим, хоть и с большой натяжкой, тоже приходилось считаться.
На душе стало тревожно. Ностальгия по неизведанному, вычитанному когда-то из книг, охватила меня.