Юкичев открыл окно и глянул на двор. С высоты десятого этажа мир казался весьма доброжелательным: мило матерился на русском языке смуглолицый обитатель седьмой квартиры-«однушки», которую арендовал десяток то ли его друзей, то ли родственников из ближайшей азиатской страны, элегантно постреливала изо рта ядовитыми словами греющаяся змейкой на лавочке Елена Семеновна, согласно кивал Виктор Петрович, задумавшийся о чем-то у лобового стекла своего автомобиля с любовно выведенной по пыли надписью «Козел!».
– Что ж…
Разложил на подоконнике накопившиеся за последние месяцы бумажки. На каждой из них были такие цифры, что от них холодело сердце: «256», «750», «1 210», «4 700», а сумма получалась такой, что никак не укладывалась в голове.
– Что ж…
Не утрамбовав должным образом, Юкичев сдвинул бумажки в сторону и собственно собою залез на подоконник. Свесил ноги на внешнюю сторону дома. Прислушался. Сначала на этаж должен прийти лифт. Меланина Альбертовна даже и на два этажа вверх не пойдет пешком. Потом раздастся стук ее каблуков. Затем позвонит в дверь, а звонок не работает. Постучит. Подождет. Нажмет на ручку. Незапертая дверь распахнется…
Каблуки! Юкичев придвинулся ближе к краю подоконника. Но нет, каблучки! Они застучали прямо над головой! Это были другие, звонкие, как молоточки по его сердцу-ксилофону. Юкичев отодвинулся от края. Это же Жанна, Жанна, Жанна! Задрал голову: стучат, стучат ее молоточки по его ксилофону. И, да, она запела! Неразборчиво что-то про ресторан, про супермаркет и любовь у кассы…
Юкичев спрыгнул с подоконника. Бросился к столу. Там лежала открытая тетрадь. Перечитал последнюю запись. Схватил ручку. Вывел:
«Если женщина утром поет, значит, кто-то ей повод дает…»
Она всего лишь две недели живет над головой и в. Молодая, красивая, в верхней части смоль-брюнетка – три дня назад они даже вместе, совсем вдвоем ехали в лифте и говорили, говорили, говорили…
«Жанна страждала Парижа, но рыжий Женя повез ее только в Рузу. Там он жахнул раз, жахнул два, в общем, нажрался, стал ржать и выражаться, а Жанна держалась, держалась, держалась…»
На седьмом этаже они задышали в унисон. На пятом их глаза заблестели. На третьем Юкичев понял – другая, совсем другая – и вдохновился:
– Может, прогуляемся в парке?
Она тоже:
– И вы угостите меня пралине и просекко?
Он задумался:
– Пожалуй, в другой раз…
Она тоже:
– Пожалуй, в другой раз…
Вздрогнул – входная дверь распахнулась. Юкичев медленно повернул голову, ожидая увидеть на пороге шикарного председателя жилищного сотоварищества. Но никого за дверью не оказалось. Это был просто сквозняк. Воздух, впущенный кем-то в подъезд, искал лазейку, вот и нашел незапертую на замок дверь, распахнул ее и рванул на свободу через открытое окно. Заодно подхватил, увлек за собой разложенные на подоконнике бумажки. За окном закружили в траурном танце «256», «750», «1 210», «4 700»…
Юкичев развел руками, захлопнул дверь и сделал еще несколько записей:
Сергей встретился с девушкой
«Сергей встретился с девушкой два раза.
Игорь встретился с девушкой три раза.
Юра встретился с девушкой четыре раза.
Девушка сказала Антону, что ни с кем не встречается…»