Мать свою Верка не любила.
А за что её любить было? Холодную, отрешенную. Она ходила от дивана до калитки с почтовым ящиком, ожидая письма от своего тюремщика. Каждый день, как призрак: туда-сюда, туда-сюда.
Верочка? Вера? Веруня? Доченька?… Нет!
– Ве-е-е-р-ка! Вер-ка-а! Верка, иди огород поливай! Верка, пол помой…
Дел по хозяйству много, и все их кому-то надо делать. А хотелось за калитку – побегать с ребятишками в догоняшки, да в войнушку поиграть. И бегали-играли. Помоешь пол как попало, и скорей на улицу. Польёшь огород, и бежать к подружкам, хотя лучшей подруги, чем родная сестра, Аська, у Верки не было.
Как-то мамка привезла из Абакана шерстяные варежки. Красивые, с вышитыми гроздьями клубники. Теплые, наверно. Она куда-то торопилась и никак не могла найти вторую рукавичку. Бегала по квартире, но рукавичка, как сквозь землю провалилась. Нигде не было.
– Верка, не видела рукавицу мою? – без особой надежды спросила мать.
– Видела, видела! Обними меня, и скажу, где, – сама не понимая, зачем, соврала Верка.
Мать рывком обняла её и тут же отпустила.
– Ну, давай рукавицу-то! Где она?
– Не знаю…
Раздосадованная женщина отвесила второй рукавицей по лицу девочке оплеуху.
Верка рыдала – не могла остановиться. Ей не хватало воздуха, но перестать плакать она не могла. Даже объятия бабушки не спасли. Верка зарылась в одеяло и ревела в голос.
Этот момент сильно врезался ей в память. Навсегда. Рыскающая злая мать в поисках злосчастной варежки и несчастная, плачущая взахлёб Верка.
Нет. Мать свою она точно не любила. За что её любить-то? Верка – папкина дочка.