Солнце лениво выплывало из-за горизонта. Небо на востоке словно полыхало огнем, оранжевые языки лизали бледное, предрассветное небо и окрашивали его в богатый пурпур. По полям стелился плотный молочный туман. Было зябко, и Эниана куталась в шерстяной дорожный плащ.
Карета герцога, готовая в любую минуту тронуться в дальний путь, ожидала на подъездной дорожке. Лошади нетерпеливо били копытами, всхрапывали, вдыхая прохладный утренний воздух. Джером уже установил сундуки Энианы и Кристиана на горбок, а большую корзину с провизией разместил в карете. Теперь он переговаривался с Титом, решившим проводить нового товарища.
Граф де Рени умильно улыбался, поглядывая на дочь и ее жениха. В отличие от графа, Жан смотрел на Кристиана с нескрываемой неприязнью. Он держал клетку с Каргой – Энни не захотела оставлять ее дома, несмотря на то, что Жан и Ханна обещали о ней заботиться. А Ханна, если обещала, то ее слово было железным. Таким же, как и ее объятья.
Ханна, не скрывая слез, обхватила дрожащую от холода Энни:
– Девочка, только помни, о чем я тебя просила, – прошептала она, – не позволяй задурить себе голову, – и чуть громче, так чтобы ее услышал Кристиан, добавила: – А если кто-то решит распускать свои руки до свадьбы, то этими руками шевелить потом не сможет. Уж Ханна это устроит.
Старая кухарка по-матерински прижимала Энни к своей пышной груди, стараясь оттянуть миг разлуки.
Когда Ханна наконец разомкнула объятья, к Энни подошел Жан. Он без всякого почтения всучил клетку Кристиану, а сам крепко обнял подругу.
– Не натвори глупостей, – негромко сказал он ей, почти касаясь губами уха, потом ласково провел ладонью по волосам и улыбнулся.
Бросив вскользь взгляд на герцога, Жан заметил, как напряглись челюсти Кристиана и потемнели его глаза. Жан усмехнулся, чем вызвал еще большее неудовольствие Кристиана.
Последним к Энни подошел отец. Он погладил ее по голове и поцеловал в лоб. Затем по-родственному обнял будущего зятя.
С тяжелым сердцем Энни поплелась к карете, у дверей она обернулась, широко улыбнулась и помахала всем. Кристиан помог ей забраться, отдал клетку с Каргой, а потом и сам запрыгнул вовнутрь.
Энни откинулась на спинку мягкого сидения, прикрыла глаза. Как бы она ни пыталась скрыть свои чувства, одинокая слеза все равно умудрилась скатиться по ее щеке. Энни надеялась, что Кристиан ничего не заметит, но он заметил.
– Мы быстро уладим дела, и я отвезу тебя домой, – его голос звучал непривычно мягко. – Если хочешь, даже после свадьбы ты можешь жить со своей семьей в Ольстене, иногда появляясь в Туре, чтобы не поползли слухи.
Энни ничего не ответила, но и слез больше не было.
Карета у герцога была намного удобнее, чем у отца. Она почти не подпрыгивала на ухабах и не дребезжала. Сидения представляли собой уютные диванчики, обитые серым бархатом. Чтобы солнечные лучи не мешали господам, окна закрывались плотными шторами.
Плавный ход кареты и размеренный стук копыт убаюкивали Энни. Она несколько раз зевнула, и Кристиан предупредительно достал подушку из высокого ящика у окна, служившего, по всей видимости, еще и столом.
Клетку с вороной, которая стояла на противоположном сидении, он переместил к себе и велел девушке устраиваться поудобнее.