– Ну же! Вы согласны, Эмеральд? – злой мужской голос яростным шёпотом рычал мне в лицо. Обладатель его, казалось, пытался проломить коленом мои несчастные рёбра и, возможно, сожрать мою печень и при этом он очень красочно чертыхался. – Отвечайте! Или я вытряхну вас из этого демонова платья при всех! И сделаю то, что должно! Да-да, именно. Выпорю, и никакой ваш папенька не поможет. Он сбежал!
Бред какой. Я заболела что ли?
– Мм..? – потянулась к угасающему свету, и в ответ раздалось ликующее:
– Слава небесам! Объявляю вас мужем и женой. Поднимите невесту!
Ну я ж говорю, бред. Только щёки горят сильно почему-то. Правда что ли температура свалила? Ничего не помню…
День был чудесный. Пара стояла в расписании на этот год очень удачно, так, что мне не приходилось даже особенно отвлекаться от основной работы.
Я взмахнула рукой, отпуская студентов на волю и, опомнившись, прокричала в схлынувшую за двери толпу:
– Пухлянски!
– Руслана Алексеевна! Ну сколько можно?!
Я махнула на него рукой – пусть не воображает.
– С тебя цифра к коллоквиуму! У тебя оптика самая широкая.
– Да помню я! – проворчал Булкин, несчастный ребёнок, не могли материну фамилию мальчишке дать что ли? – Я уж и так даже во сне на ваш парад планет смотрю. Чего уж там такого-то?
– А надо не во сне. Надо в зеркала, – сказала я, застёгивая портфель. Понимал бы чего в направленном свете.
– И это. Руслана Алексеевна, вы перестаньте меня так, при всех…
– Вот когда килограммов двадцать скинешь… – многозначительно уронила я. – Для начала.
– Да вы что? На самое дорогое! – ужаснулся студент, и похлопал себя по толстому пузу. Ему и правда надо было срочно худеть. Отёк у парня был явный, и поджелудочная с печенью тоже заметно сбоили, судя по маске лица. – Да и трудно это. Сами разве не знаете?
– Трудно, Пухлянски, с диабетом жить. И с гипертонией. А худеть – не, не трудно, – что я ещё могла ему сказать? И как замотивировать? – Жрать меньше надо, и спортом заниматься! Глядишь, дольше проживёшь!
Моя пара стояла у них в расписании как раз после большой перемены, и каждый раз, заходя в аудиторию, я видела, как он спешно доедает пиццу из огромной коробки. Мрак и ужас…
Я смахнула всякую мелочь со стола в ящик и закрыла его на ключ. Имеющий уши, да услышит…
– И помни, без медосмотра я тебя до зачётов и экзаменов не допущу! Липовую справку не покупай – вот её как раз сожрать заставлю!
А там мать пусть сама разбирается, взрослые, поди, люди.
В спину мне донеслось нечто не слишком приятное и потому едва различимое за гомоном десятков голосов, но я уже выходила в коридор и потому предпочла не расслышать.
– Руслана Алексеевна, Руслана А-алексеевна!
Я мученически закатила глаза и остановилась.
– Ну что тебе, Пахрачёв?
Парнишка, весь взъерошенный, тяжело отдыхивался в сторону, но смотрел решительным взглядом.
– А-а. Ты опять… – разочарованно протянула я, пытаясь незаметно слиться с толпой студентов или прикрыться Булкиным, как раз в этот момент проплывающим мимо.
– Я нет… То есть.., да, конечно… Фух.... Но сейчас нет.
Господи, да что вы все разговаривать-то не умеете?
– Не знаю, как ты с такой дыхалкой по горам бегаешь, но с коридорами она явно не справляется. Коротко и по существу. У тебя три секунды.