ЭПИГРАФ-ДИАГНОЗ
В смысле свободы мышления мы, конечно, не можем похвастаться, чтоб наше прошлое было изобильно благоприятными днями. Но даже в самые трудные времена злобная ограниченность, пошлость и приниженность стремлений не выступали так нагло вперед, не выказывали так явно своей властности. Чувствовалась общая суровость жизненных тонов, но не было подлого ликования с поддразниваньями, науськиваньями и проч. Правда, действующая в кварталах, представлялась обязательною, но никому не приходило в голову утверждать, что нет солнца, кроме солнца, сияющего из будки, и что правду высшую, человеческую, следует заковать в кандалы. Полезность Псоя Стахича Замухрышкина рекомендовалась к непременному признанию, но никто не позволял себе сказать, что Пушкин – разбойник, а Псой Стахич – идеал человеков…
М.Е. Салтыков-Щедрин, 1881
И снова я один, ни родины, ни места,
Ни искры вдохновения вокруг,
И мир, несущийся на новый круг
Развития, ни счастья, ни протеста
Во мне уже не будит… Как-нибудь
Вы с ним поладите, разморенные ленью
Грядущих благ, земному тяготенью
Сполна предавшись, видя в этом суть
Существования… А мне пора решаться
С порога вечности в глухонемой туман
Господних промыслов, простив себе обман
Сиюминутного, шагнуть и там остаться.
Мне хочется прозрачности во всем
И легкости, что наполняет душу
Раздумьем светлым, в жадный чернозем
Бросая семя мысли и на сушу
Заботливо неся прозрачною волной
Усталого гребца… Но нервной дланью века
Истерзан я в конец и сорванной струной
Заброшен под каблук жестокого фламенко!
Опять наш век звенит железом
И льет свинец,
Сочится стебель свежим срезом,
Молчит птенец,
В яйце укрывшись голубином,
И тонем мы
В том первобытном и глубинном,
Где мы – не мы,
Где рвется тонкая граница
Добра и зла,
Где в перекошенные лица
Летит зола
И пепел в волосы впечатан
До седины,
Мосты, гудевшие когда-то,
Разведены…
Былую память безвозвратно
Отбил инсульт,
Мы вжаты поступью парадной
В державный культ.
Полет окончен, нам осталось слушать,
Как в доски голубятни входят гвозди,
Как сапогами давят гнева гроздья,
И, разрывая перепонки, прямо в уши
Скрежещут шестерни, болты, зажимы
Хрипящей государственной машины…
Вина могучего огромные танины
Уходят в бледный уксус, недвижимы
Людские корабли, простор когда-то
Так гордо бороздившие, границы
Нас режут по живому и пылится
Билль о правах, мерещатся солдаты
Отныне в каждом сне… Опять с начала
Придется начинать, рождать Венеру
В кровавой пене, следуя примеру
Утробы родины, что в сотый раз зачала
Народ затем лишь, чтобы недоноском
Отбросить на обочину в процессе
Истории, а лет так через двести
Оплакать горько поминальным воском.
Нет, не готовы мы к свободе, и по счастью,
Ведь дай нам волю, мы опять на тот же круг
Вернемся, не распорядившись даже частью
С лихвой отпущенной нам жизни, и потуг
Идти своим путем растратив слишком скоро
Запас… От Дарвина в нас больше до сих пор,
Чем от немногих тех, кто выбился из хора
Похожих голосов, в ком нет нужды опор
Общественных держаться, дабы властью
Собою управлять не соблазниться вдруг…
Нет, не готовы мы к свободе, и по счастью,
К чему нам немощным еще один недуг?
Было в начале слово
И было оно у Бога…