Привет.
Ты спрашиваешь, что со мной произошло. Прости, на могу об этом говорить при встречи или по телефону. Но я очень ценю то доверие и откровенность, которые есть между нами, поэтому решила всё рассказать тебе в письме.
Поглотила меня тьма. Во всех смыслах, которые ты можешь себе представить. Слепота подкралась ко мне на цыпочках, легким мельтешением мушек перед глазами. Врачи вместе со мной сочли это признаком усталости и отправили в отпуск на море. Вернулась я в панике, с избитыми ногами, тк перестала видеть то, что внизу передо мной. А когда впервые за две недели села за рабочий ноутбук, поняла, что не могу разобрать текст. С каждым днем становилось всё хуже, поле зрения превратилось в поле после массивной бомбежки – смотрю на этот мир, а он покрывается хаотично разбросанными черными пятнами. Стараясь не паниковать, согласилась на госпитализацию. Врачи нашли причину, но предупредили, что прошло много времени, уже произошла атрофия сетчатки и зрительного нерва. Они, конечно, будут лечить, но ведь я – умная и всё понимаю. В одноместной палате никто не мешал мне всё глубже погружаться во тьму. Читать не могла, писать не могла. Оставалось лишь смотреть на то, как рушится моя жизнь: из независимой и успешной женщины превращаюсь в обузу семьи; не смогу заботиться о дочери-инвалиде; муж вряд ли будет рад двум инвалидам на его иждивении; я потеряю работу, которую люблю и тп, и тд. Вместе с фантазиями о страшном будущем пришли и мысли о самоубийстве, а медицинские знания подсказывали эффективный и относительно эстетичный способ. Знаешь, моя жизнь каким-то странным образом разделилась на два несмешивающихся потока внешних событий и внутренних переживаний. Как раз в эти дни у меня была защита диплома по переподготовки в ВШЭ. Хорошо, что диплом мы писали втроем. Тема «Формирование партнерской культуры в гетерогенных группах». И жизнь предоставила нам дополнительное практическое упражнение. Всегда была уверена в её специфическом чувстве юмора. Когда я лишилась возможности писать и читать, ребята созванивались со мной каждый вечер, и мы сообща дописывали диплом. На защиту меня врачи не пустили. Это было как раз перед пандемией, тогда онлайн участие было скорее исключением, но педагогический состав пошел навстречу. Готовясь к выходу в эфир, планировала надеть белую рубашку и замазать тональным кремом огромный синяк на лице после уколов в глазницу. Но потом я подумала, что наш диплом про партнерство, что для его формирования необходимы доверие, признание собственной уязвимости, правда нужна, в конце концов. А правда в том, что я – в больнице, в халате, с иссини-черным бланшем вокруг глаза. Так в эфир и вышла. Наверное, это было эгоистично. Нужно отдать должное воспитанию собравшихся, почти никто не дрогнул лицом, процедура пошла своим чередом. Уже потом, спустя пару недель, одна из педагогов призналась мне, что пережила потрясение. От моей решимости, от бережного отношения к ноутбуку, как будто ребята держала на руках не изображение, а меня: «Пронзило чувство, что это настоящее СО-бытие. Удивлялась, почему все вокруг сидят так, как будто ничего особенного не происходит. Теперь, когда мне студенты говорят, что у них не было сил или времени на что-либо, я им говорю, что это не немощь тела, а проблема немощи духа!».