Илларион Петрович лежал в своем «шатре» и, как и в первую встречу с ним, выглядел неприветливым и недовольным. Но на этот раз у меня было средство изменить его настроение – приказ по экспедиции. В нем значилось: «За 16-дневный переход с оленями в трудных природных условиях – приказываю объявить благодарность каюрам отряда №2 Кириллову И. П., Ермоловой А. М. Начальник Аэро-геологической экспедиции №8 С. Потапов». Илларион Петрович прочитал бумагу и, стараясь быть равнодушным, протянул мне ее обратно. Но, как он ни старался, видно было, что приказ ему польстил и что старик чрезвычайно доволен.
– Это Вам, – не забирая из его рук драгоценной бумаги, сообщил я. – Возьмите его себе.
Илларион Петрович сказал что-то по эвенкийски и жена подала ему бумажник, где лежали партбилет каюра, орденская книжка и удостоверения, выданные колхозом. Аккуратно сложив бумагу с приказом, он присоединил ее к этим своим самым драгоценным документам.
Потом, сразу подобревший и помолодевший, он спросил:
– Когда кочевать будем?
– Хорошо бы сегодня, – сказал я. – Во второй половине дня…
Каюр отрицательно покачал головой.
– Сегодня нельзя, деревья мокрый, трава мокрый – весь груз будет мокрый.
– Нельзя, так нельзя.
В вопросах кочевки я целиком положился на Иллариона Петровича. Он знал дорогу, знал места кормежек оленей (а такие места были здесь далеко не везде), знал, сколько может поднять олень и сколько пройти за день. А его замечание о том, что все вещи будут мокрыми, я считал справедливыми. Утром прошел дождь и лес еще отряхивал на нас каскады дождевых капель.
Но на следующий день олени были «поданы» к 10 часам утра. Нам предстояло пройти свыше 200 км через перемычку из средне-высотных гор, разделяющих Муйскую и Чарскую котловины. Десятки тысяч лет назад на месте перемычки существовал крупный ледоем. Скалы и вершины гор и по сию пору хранили здесь следы ледниковой обработки: они были оглажены, отполированы, имели характерные формы, известные у географов под названием «бараний лоб» или, если их целое скопление, «курчавые скалы». Между скалами лежали многочисленные озера. Ледники спускались в долину реки Сюльбан и, растаяв там, оставили грандиозные скопления камней и песка – морены. А по другую сторону перемычки, в Чарской котловине, лежали новые наносы песков, подобные тем, что мы видели на Витиме. Пройти из Муйской котловины в Чарскую, выяснить природу песков и их связь с оледенением – вот такие задачи стояли перед нами, когда мы вступали на землю безжизненного перешейка.
Но, прежде чем приступить к разрешению проблемы ледников и песков, нам необходимо было решить самую острую и самую злободневную задачу дня – как остаться живыми, не быть съеденными комарами. Как только мы вступили в чащу, сразу же выяснилось, что и комары и мошка, досаждавшая нам в лагере, составляли лишь совсем незначительную часть от того легиона, который облепил нас сейчас. Леша усиленно мазался демитилфтоламом, но стоило ему неосторожно приоткрыть рот, как он сразу же чуть не подавился: ком комаров влетел ему в горло. Я закутался в сетку – ничего не помогало. Даже под сеткой шея горела от укусов. Но нам ничего не оставалось, кроме единственного средства – привыкнуть.