Читать Варшавский дождь
© Федор Самарин, 2023
ISBN 978-5-0059-5025-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ВАРШАВСКИЙ ДОЖДЬ
…У него было с собой: любимый огурец из русской лавки, булка и три яйца.
В. Набоков, «Облако, озеро, башня».
1
– У меня фамилия фельдмаршальская. А какая, вам знать не надобно.
И сложила пальцы домиком над свекольной размазней.
Этим «не надобно» она моментально оказалась в прошлом, где газовые фонари, трубочисты, омнибусы и дамы курят папиросы с длинным мундштуком.
Таким это движение когда-нибудь еще раз вернется к нему, всплывет из памяти ни с того, ни с сего, вперемешку со всяким случайным мусором. Длинные пальцы, неопределенное время суток, слюдяные облака и легкомысленное небо сквозь легкую апельсиновую ретушь на горизонте.
И солнечный зайчик на лезвии ножа, которым она мастерски, едва касаясь, загрунтовала горчицей кусочек черного хлеба.
– Не затруднит ли вас подать мне… хрену-с?
Даже это крепкое, как подошва, мужицкое слово с приклеенной «с» у нее вышло округло, атласно, с придыханьем: «хэрьенос», как-то по-кастильски.
– Откуда вы вообще свалились?.. И ведь не надо было мне в этот планетарий. Ладно, я женщина с заскоками, всякое бывает… Хотя кольца Борромео говорят об обратном.
– Это над входом? Так их, вроде, Кубертен придумал, а… А что не так с кольцами?
– Это другие кольца. Жак Лакан… Три кольца, а не пять. Там весь фокус в том, что если одно сломать, вся конструкция рухнет. Математика случайного и необходимого. Ну, и еще воображения и реальности. Если, допустим, кастрировать воображение, то человек… В общем, одно без другого существовать не может. Вот так, насчет случайности. Значит, вы тоже что-то там не случайно забыли.
– Маятник Фуко. Нет, ну… Просто там никого нет. Прохладно. Как в избе летом.
– Вы живете в избе? И что, каждый раз после маятника Фуко ведете девушку в ресторан?
– Это Сибелиус.
– Не поняла. Дурака вы, я вижу, со вкусом валяете. С метафорами. Сибелиус ведь метафора, да?
– Да сам не знаю. Пошли как-то в концерт, как раз вон туда, в Летний театр. Оркестр симфонический. Сначала чего-то народное, что ли, забористое, а потом уж Сибелиус. Чувство такое, будто из института отчислили… Ну и впал я, значит, после этого в клаустрофобию. Да знаю я, что это такое. Но уж больно слово мохнатое, страшное, подходящее… Два дня мучился. Места не находил. Ни пива выпить, ни закусить, внутри буквально остекленел, сутки не брился. Шучу.
– Впечатление хотите произвести? Я там «Фантомас» смотрела. Лет семь тому, что ли, может, даже шесть… И так хотелось, так хотелось, знаете, чтоб как Милен Демонжо, и на синем экране, и чтоб вся в белом, и в мини до самого сокровенного! Чтоб ну прямо как в песне… Не шучу.
– И всюду, и всюду… нет лучше Милен Демонжо. Эта?
– Она. Эффект Пигмалиона. Работа над тем, что произойдет, если уверовать страстно, а оно здесь, елки-палки, понимаете,… как-то не хочет происходить… А Жан Марэ зато не понравился. Фу. А вот тот, который д’Артаньяна играл…
– Жерар Баррэ.
– Вот он. Я бы ему… Но это клаузон.
– Не силен во французском.
– Даже Леонид Ильич не силен, не расстраивайтесь. Есть такая штука – перегородчатая эмаль… Вот вещица.
Каким-то неуловимым, скользящим па она выловила из сумочки маленькую ореховую шкатулку, оплетенную тонкими перевитыми серебряными нитями вокруг овального, выпуклого портрета на эмали: женщина, на переднем плане кисть ее руки, за ней три холма над заливом, башня, кудрявые низкорослые деревца…