Глава 1. Началось все со слона.
Новое закатное солнце освещало улицы столицы, пробегалось в каждом закутке, проглядывало в окна Ленинской библиотеки, осматривало золотые бычки сигарет в переулках, где молодежь, скрываясь от милиции впервые пробовала курить. Солнце заскакивало в темные окна баров на Тверском бульваре, барабанило по золотым бутылкам виски, а после, пролетая пару метров от центров пьянства, каталось на ухе слона во дворе Музея Востока, неслось к статуе Пушкина и Гончаровой, именуемой в народе «жуком в коробочке», летело вперед к окнам дома Грибоедова, который уже давно не дом Грибоедова, а лишь литературный институт имени Горького, пробегалось до Патриарших прудов, пугало злых лебедей своим появлением… Солнце гуляло еще долго, и читать похождения этого наглого светила, я заставлять вас не буду, они ничего не выражают и не чувствуют. Поэтому давайте вернемся на несколько километров назад, к статуе слоненка, пугающей пьянчуг, заходящих в этот двор после веселой алкогольной ночи. Конечно, кто не удивится, если увидит посреди московского бульвара индийское животное?
Так вот, прямо сейчас из дверей Музея Востока, по направлению в бок слона, выходил Саша Касаткин, известный в студенческих кругах как Булгаков. Касаткин был среднего роста, черноволосый и веснушчатый. Юноша учился в Институте Востока, и для написания диплома ему приходилось бы ездить в Университет на Рождественке, недалеко от архитектурного университета и комично звучащего Росрыболовства, где, к сожалению, раньше работала Сашина мама, и поэтому почти каждая женщина преклонного возраста на этой улице оказывалась ее подругой и начинала твердить Касаткину, как он подрос и так далее. Для Булгакова это было неудобно. Он любил Восток, но ненавидел материнских друзей. Поэтому вместо посиделок в библиотеке, Саше приходилось ездить до Пушкинской, идти вперед еще несколько минут и садиться за учебу в коридорах Музея Востока.
Сейчас юноша бормотал себе что-то под нос, теребя в руках старую пожелтевшую книжку «Мифология Ближнего Востока».
–Все штормы мира… ударили с единой мощью…– шептал Саша, устремляя взгляд на 27 страницу книги, где и был написал шумерский миф о потопе.
Касаткин направлялся к статуе Маяковского, расположенной напротив одноименной станции. Конечно, парень мог срезать через Патриаршие пруды и пройти мимо «своего» музея по адресу 302-БИС, но студент уверенно шел к Литературному институту. Булгаков остановился около черной таблички с красноречивой надписью: «Литературный институт имени А.М. Горького». Востоковеда всегда смущали такие инициалы писателя. Если Алексей, то почему не Пешков? А если Горький, то почему не Максим?
Из мыслей парнишку вырвал подзатыльник.
Ванька Хеттский. Есенин. Рыжий, голубоглазый, вечно улыбающийся и травящий бородатые анекдоты студент поэтической кафедры. Есенин был из тех друзей, с которыми только отвернулся, а он уже читает стихи проституткам или приводит домой по пять девушек на неделю со словами, что это любовь всей его жизни. Стихи этого Есенина были похожи на стихи настоящего, правда написаны были лесенкой, да что уж, парень утверждал, что во снах к нему не раз приходил Сергей Александрович и говорил, что Хеттский- продолжатель его дела. Ваньке не особо верили, но очень любили.