Читать Химера

«Это случилось! Наконец-то это случилось! Спустя месяцы бесплодных экспериментов, провальных попыток – у меня получилось! Пишу эти строки, и руки недостойно дрожат… Но обо всем по порядку.

Итак, сегодня утром я приступил к стандартной операции. Я следовал своему обычному плану: подготовил инструменты, сосуды для крови, тщательно очистил поверхности карболовой кислотой, нанес мазь на глаза. Потом занялся образцами: указал их пол и приблизительный возраст, описал внешность и особые черты. И приступил к операции.

Ее ход не отличался от предыдущих, но результат! Впервые акцептор не погиб после окончания манипуляций, более того – он проявил способности! Очнувшись, взорвал несколько колб с фрагментами конечностей и тканей! К сожалению, спустя несколько часов образец умер, но я считаю этот эксперимент успешным. Во-первых, смерть наступила не во время и не сразу после операции. Во-вторых, способности это не привилегия. Я получил прямое подтверждение моей теории, я в ней совершенно уверен, и мне не терпится продолжить работу! К сожалению, сначала придется дождаться новых образцов…

После ужина я займусь вскрытием тел и привлеку к этому Персиваля. Должна же от него быть хоть какая-то польза!»

Джеймс Лэмб

Утро выдалось промозглое. С затянутого не то тучами, не то дымом неба лился серый свет, который не разгонял темноту, а словно обесцвечивал ее. Несмотря на ранний час, улицы города жили своей жизнью. В мусоре копались крысы, торопясь урвать еще кусочек, прежде чем скрыться в норах до следующей ночи. Старый ноккер шел вдоль домов – бам! бам! бам! – длинный шест ударялся в закрытые ставни, лишая сна даже тех, кому вставать было рано. Джеймс приподнял шляпу, здороваясь со стариком. «Будь вежлив!» – учила матушка, и Джеймс слушался. Холодный ветер тут же унес из-под шляпы все тепло, оставил на волосах капли противной мороси, а человек-будильщик даже не кивнул в ответ. Джеймс поглубже втянул голову в плечи, пряча в колючем шерстяном шарфе лицо, и убрал руки в карманы ношеного пальто. Знакомые улицы остались позади, теперь он шел по скользкой брусчатке «чистого» района, а значит жертвовать теплом и приветствовать никого больше не придется.

Впрочем, чистым район был только на словах. Не трущобы, но грязи и тут хватало: лошадиный навоз, гнилые овощи, какие-то тряпки, лужи – Джеймс обходил то одно, то другое, стараясь не столкнуться с работягами и клерками. Пару раз его чуть не спихнули прямо под копыта лошади, и оба раза кэбмены обливали его руганью, а колеса их экипажей – брызгами. «Смотри куда прешь, раззява!» – орал один, «Глаза разуй, щенок!» – замахивался кнутом другой, и Джеймс с тоской вспоминал свое скромное, но такое теплое и безопасное жилище.

Две комнаты с общей печкой. Первая, где семья готовила и ела, а мать работала, отшивая рубашки, и вторая – спальня. Там стояли две кровати, стол, пара стульев, кресло и книжный шкаф. Она больше походила на то место, которое Джеймс до сих пор считал своим домом. Окруженное маленьким уютным садиком здание в два этажа с резной дверью, витражным окошком на чердаке и солнечными зайчиками на полированном полу. Этот дом отняли у Джеймса, но воспоминания у него никто не отнимет. И пусть матушка говорит, что жить прошлым неправильно. Неправильно – сдаваться. Так думал юный Джеймс Лэмб, проскальзывая в дом сапожника с черного хода.