⇚ На страницу книги

Читать Егда же призва тя… (Ежедневная мозаика)

Шрифт

Интервал

Крещенские размышления в калужской электричке

Калужский запоздал слегка,

В вагон народ сердясь садился,

Три неприметных мужика,

Что помоложе – петушился.

А средний и не стал встревать,

Постарше кто, сказал: «Да стерпим,

Посмотришь – в Бога душу мать,

А как подумаешь – да хрен с ним».

И в день Крещенский января,

Чтоб души от забот остыли,

Хоть пить в вагоне и нельзя,

Они по сто свои разлили.

И говорил один из них,

Что мы за водкой, не за чаем,

Соображая на троих,

В себе суть жизни понимаем.

Мне ж виделся ночной барак,

Всё шепотком, не для прослушки,

И чифиря, коль ты не враг,

Плеснут в обколотую кружку.

Пусть я об этом лишь читал,

Шаламов, Жжёнов, Солженицын,

Но мне Владимирский централ

И Колыма не заграница.

А эти, лиха не видав,

Но и не забывая всуе,

Рассудят прав кто иль неправ,

Но и за ложь не голосуют.

Не в озлобленье, перемен

Хотелось им с обидой личной,

Сократ, Спиноза, Диоген?

Простые парни с электрички.

Расстались в свете фонаря

И, незнакомые доныне,

Ушли, как три богатыря:

Найдешь ли, победишь иль сгинешь.

Скакалочка жизни

Вспомнилось мне детство вдруг,

Серости назло,

Чрез верёвку прыгать вкруг,

Вот ведь повезло.

Вертится скакалочка,

Радость что несла,

И играли в палочку,

В расшибец, в козла.

Пусть в бараках жили мы,

И не близь сортир,

Всё же не тужили мы,

Быт убогий скрыв.

Был родным он домом, наш

Пятый Лучевой,

А когда разъехались –

Больше ни ногой.

Быть кому считалочкой,

Прыгай, не ленись,

И тогда казалось, что

Будет в радость жизнь.

Кто-то стал уверенным,

Тех мечты сбылись,

Ну а кто затерянный,

Так и не нашлись.

Но на остановочке

Поручня держись,

Прыгалкой верёвочной

Скачет наша жизнь.

Перед Крещеньем

Декабрь – он в году последний,

И таяли дни напролёт,

Теряясь в унынье, болезнях,

Нерадостно брёл Новый год.

Зима навалилась губасто,

Холодный её поцелуй,

Весна пошалила – и баста,

Февраль впереди, не балуй.

Качают метельные няни,

Баюкают сладостным сном,

В нём масляный праздник с санями,

Румяные девки с блином.

А нам Рождество и Крещение,

В них веру народ наш хранит,

И кто окунётся в купели,

Сквозь льдинки весну разглядит.

Сверкнёт во все стороны света

Магический зимний кристалл,

И вёсны, и осени с летом,

И зиму в себя он вобрал.

Ведь русские страха не имут

Привычку к морозам иметь,

И Бога, и веру приимя,

Зиме верен русский медведь.

И то и это крещение

Я в эту ночь не окрестился снова,

Не окунулся, холода кляня,

Крещён был в январе сорок шестого,

В раз первый и последний для меня.

Присматриваясь к нового приметам,

Не удивлялись, мол терпи и жди,

Прошла война, ещё неясным светом

Надежда нам светила впереди.

Теплились окна в церкви Богородческой,

К ней редкой цепью шёл служивый брат,

А за столбом, чуть прячась у погоста,

Стоял отец, он старший лейтенант.

Оглядываясь робко, осторожно,

Всех опасаясь, видимо, не зря,

Для коммуниста стало быть негоже

Молиться Богу, верь, мол, втихаря.

И батюшка, встав на ноги нетвёрдо,

Болезнь быть может, лишний ли стакан,

Он зычным басом всласть прочистил горло

И окрестил, назвав «Валериан».

Но бабушка издревле стойкой веры,

Священник ей нетрезвый нипочём,

Ему шептала грозно: «Он Валерий,

Страдальцем мелетинским наречён».

На четверть века младше то преданье,

Уйдёт со мною, поросло быльём.

Но с детских лет в глубинах подсознанья

Запрятано двухименье моё.