Читать Забытые адреса Лолиты
Я. Старый друг. Нувель. Натали. Алексис. Дени. Лапушка. Бывший. Вера. Шрек. Катрина. Тати. Вацлав. И другие.
– Ты идеальна, – сказала Нувель, когда мы пришли на пляж и я разделась. – Идеальное тело. Никто не скажет, что уже за сорок.
– Девяносто-шестьдесят-девяносто, а толку? Зато ты счастлива в браке, а я сбежала от своего старичка.
– О как. Зачем ты вообще с ним связалась?
– А как могла пропустить? Привлекательный самец вымирающей породы.
– Так уж и самец, не поверю.
– Все работает, клянусь. Лучше, чем у молодых. Пока я здесь, старая сволочь наверняка с кем-то изменяет. Но мне все равно. Не знаю, почему все равно. Мы поругались, я ушла. Очень может быть, не вернусь.
– Ты его женщина мечты! Вернешься. И вообще женщина мечты всегда найдет, с кем изменить – писателю с музыкантом, а музыканту с писателем.
– Устала я от этой казуистики… пойду искупаюсь.
– Штормит. Вся линия прилива в водорослях. Охота такую красоту этой грязью портить?
– Меня всегда тянет в грязь. Ты знаешь.
Вода в самом деле оказалась грязная и прохладная. Шла волна, и поддувало. Прибой на мелководье был неожиданно сильный, и пока я корячилась, пытаясь боком войти дальше, волна дала мне под зад и едва не опрокинула. Бурые водоросли, песок, морская мезга. Противно, но мы не отступим. Окунулась, попыталась поплавать, ах, черт, везде мелко, и уже песок набился в купальник. Сейчас все волосы будут в морском дерьме. Я когда плаваю, стараюсь голову не мочить, но сейчас не получится.
Выбралась, побежала к душу. Хоть работает, не Ницца и не Барселона, где тебе ни раздевалки, и половина душей сломаны. Какой-то школьник уставился на мои сиськи. Бляха, полпляжа топлесс со своими блинами. А вся шпана так и пялится на мой лифчик. И переодеться негде.
Десять дней я еду по испанскому побережью, валяюсь на сером песке, горюшко выплакиваю. Хожу по всяким горным тропам здоровья. Посещаю пещеры и развалины крепостей. Дышу апельсиновыми садами. Ем вкусное мясо, бри, гуакамоле, корнишоны, запиваю вином. Как прилетела, была бледная немочь на грани депрессии, а уже все подтянулось. Фиг с ним, ненаглядным. Я больше не думаю о нем.
Спрашиваешь, почему я связалась с писателем? Ни кола, ни двора, скандалист и неврастеник. Потому что книга тот же секс. Книга плохому не научит.
Классик литературы вечно живет по той причине, что еще долго после смерти продолжает трахать мозги читателю. А вообще литература – это не описание утренней эрекции. Писать надо с ясным умом. С эрекцией ходить невозможно, не то что думать. Я ему и нужна на 90% для утреннего просветления.
Литература, буся, это садистская профессия. Не мужская и не женская. Наиболее бесполым наблюдателем автор становится, когда рассказывает эротическую историю. А наибольшая интимность бывает, когда история адресована лично. Но на такую я бы сама наложила запрет: много стыда в том, чтобы посторонним запросто выболтать чужие тайны. Пусть хоть десятки тысяч этих посторонних читателей, а стыдно от того, что прочтет адресат. Интимные письма надо надежно прятать. Надежнее всего от тех, кому они предназначены.
Он не прятал. Он знал, что я кончаю от одних этих писем, и держал меня крепче всего словами. Как на цепи. И глазами. Так умеют смотреть только мужчины. Я таяла от его взгляда. Я знаю, почему хищники повинуются дрессировщику, унижая свое достоинство на арене цирка.