Старые тетки говорили, что Асина пра-пра-прабабка по материнской линии была ведьмой. Ее, конечно, не сожгли на костре, потому что от древнего Средневековья ее отделяло добрых несколько столетий, и она, конечно, дожила до глубокой старости. Кроме того, сжигать ее, собственно, было не за что, потому что относилась она к белым ведьмам, то есть, если и прибегала к колдовству или заговорам, то исключительно в благих целях. Старуха отошла в мир иной, как рассказывали родичи, успев перед смертью передать свои знания одной из внучек. Та, в свою очередь, когда пришло время помирать, также не стала уносить магические секреты с собой в могилу, а передала своей последовательнице.
Все женщины в их роду умели отводить хворь, нашептывать на удачу, мастерить обереги, снимать сглазы, порчу и привороты, были изумительными травницами и никогда не отказывали в помощи тем, кто к ним обращался. Так и продолжалась эта почти эстафетная передача тайных знаний и хитростей от поколения к поколению до тех пор, пока не родилась Ася.
И вот тут случилось самое обидное: на словах Асе никто ничего передать не успел, потому что маминой бабке отчего-то вздумалось отправиться к праотцам гораздо раньше появления на свет ее долгожданной правнучки. Впрочем, она могла бы наделить своим даром и Асину маму, но та была совершенно невосприимчива к подобным вещам, называла все магические премудрости несусветной глупостью, так что бабка еще при жизни на нее рукой махнула: «И в кого только пошла такая? Толку с тебя, как с козла молока». Но магия просто так никогда никуда не девается, она не может просто взять и исчезнуть. Она всегда рядом, всегда вокруг, такая же реальная, близкая и невидимая, как и все известные боги, если только в них веришь.
Ася поверила сразу, как только оказалась в руках старой толстой акушерки, которая, пытаясь заставить малышку заплакать, больно хлопала по ее маленькой попе. Асе совсем не хотелось плакать, наоборот, она была очень рада своему рождению и хотела поскорее увидеть маму и улыбнуться ей и всему миру. Но когда вместо плачущей гримасы акушерка увидела на ее сморщенном и припухшем личике неумелую улыбку, то удивилась и почему-то совсем недовольно сказала вслух: «Вот чертовка, она еще и лыбится!», и посильнее шлепнула Асю по розовой попке.
– Никакая я не чертовка, я – фея, – крикнула ей в ответ Ася.
Но, поскольку взрослые люди, как правило, не верят в магию, а потому уже давно перестали понимать язык младенцев, акушерка приняла Асины слова за обычный плач. Это ее почему-то развеселило: «Ну вот, совсем другое дело! Улыбаться будешь дома, а здесь надо глубоко дышать и громко кричать».
– Вот дура, – хотела было сказать Ася, но тут же спохватилась: во-первых, акушерка ее все равно не поймет, а во-вторых, незнакомая миловидная старушка, что всё это время тихо стояла у пеленального столика, строго погрозила пальцем, как только это самое «дура» появилось в Асиных мыслях. Старушку, впрочем, никто, кроме Аси, не замечал. Врачи, акушерки и санитарки ходили сквозь нее, будто ее и не было. Но Ася-то видела своими глазами: она есть.