Валяясь навзничь на степных холмах, я отчетливо понял – это очень неприятно. Засохшая трава, под жаром солнца, из мягкой природной перины превращается в маленькие колья, на кои ещё Гулливер ступал и получал небольшие царапины. Но конечно не в этом суть моего повествования – все это вздор и суета сует. Не за тем я пишу, и не за тем вы это читаете.
И все-таки прелестны степи России. Я буквально в них влюблён. О эта широта мысли! Ведь в маленькой каморке, в которой человеки трепещущие валяются штабелями и думать тяжело, и всякой мысли тесно. А этот всепронзающий и вездесущий ветер! Только вслушавшись на пару минут, так и обыватель поэму накропает или полоумная баба романс сочинит.
«И так, хватит этой романтики, ее еще впереди много» – заметил я и встал с земли, да так встал, что ветер чуть с ног не сбил. Я отряхнул свой фрак немецкого пошива и пошёл как обалделый в глубь Родины моей, никого не щадящей и никого не забывающей.
В правой руке моей скрипка, а в левой смычок. Иду и думаю:
– А если меня кто увидит в таком виде? – я оглядел всего себя и чуть заметно сморщил лицо – Скажут:«Эге! Во «арыстократишка» идёт! К концерту чтоль заплутал?». Впрочем, это не важно, важно то что на уме и что истинно! Ибо если поймут превратно, то за мавра сочтут или того хуже – за сумасшедшего. Ведь все мы знаем, что проще в рожу плюнуть тому кто что-то донести хочет, чем истинно понять. Впрочем, понять-то никто и не хочет. У большинства лишь вздор на уме, а окромя вздора ещё что-нибудь.
Так и шёл я по проселочным дорогам, проходя распутья, наблюдая за ястребами и дерзкими воробушками (и что они тут забыли?). Так и дошёл я до вершины холма. Вид тут намного более прозаичный: снизу тропинки, а за ними ручей, такой маленький, что если в него вступить, то лишь по щиколотку намочишься, а за ручьём вновь вершина, при том такая же, как и моя. Все тот же ветер, ещё утренняя прохлада и свежесть, но самое главное – эхо.