⇚ На страницу книги

Читать Катастрофа. История Русской Революции из первых рук

Шрифт
Интервал



Aleksandr F. Kerensky

Catastrophe: Kerensky’s Own Story of the Russian Revolution

Periodicals Service Co, New York 1927



© Керенский А.Ф., 2022

© Мзареулов В.К., переводчик, 2022

© ООО «Издательство Родина», 2022

Предисловие автора

Сюжет этой книги – исторический эпизод, но сама книга – не историческая. Это просто рассказ очевидца, случайно оказавшегося в центре событий, знаменовавших поворотный момент в истории крупнейшего государства на европейском континенте.

Правильное понимание современных событий в России невозможно без понимания внутренней сущности русской революции февраля 1917 года, т. е. периода между падением монархии и установлением большевистского абсолютизма.

Было бы, однако, странно и нелепо требовать от меня, непосредственного участника тех событий, той меры исторической объективности и беспристрастности, которую мы вправе ожидать от научного историка, описывающего чужие дела.

Участник исторических событий не осознает ясно последствий своих действий, а лишь улавливает более или менее значение этих последствий. Однако он хорошо знает психологические мотивы, побуждающие его к тому или иному практическому решению. С другой стороны, историку чрезвычайно трудно проникнуть во внутреннюю духовную лабораторию действующих лиц исторической драмы, в те закоулки души, где вызревали эти события. Он хорошо видит последствия действий других людей. Рассматривая эти действия с позиции послезнания, он приобретает привилегию объективности.

Конечно, любой участник исторической драмы может задним числом приблизить свой образ действий и образ действий своих современников к точке зрения, близкой к той, с которой события будут рассматриваться через десять, двадцать или тридцать лет. Но такой исторический нарратив не может в действительности претендовать на роль истории, поскольку написание подлинной истории требует вызревания в процессе многих десятилетий после описываемых событий.

Тем не менее эпохи, близкие к периодам особенно богатым историчностью (измеряемой годами, а не материей), выводят из-под пера фальсификаторов немало «объективных историй». В России мы получили их в полной мере после февраля 1917 г.

Смею полагать, что эта книга не пополнит число таких работ, ибо я не пытался писать историю, а просто стремился добавить для истории некий сырой материал.

Моя неисторическая объективность состоит именно и только в том, что я представляю события и психологию февральской революции такими, какими они были на самом деле, ничего не скрывая и не подпадая под влияние политических и психологических установок настоящего момента.

Моя задача здесь состоит в том, чтобы изобразить события русской революции в целом, т. е. такими, какими они были на самом деле, такими, какими они представлялись мне тогда, а не такими, какими они кажутся теперь. Это единственная историчность, на которую способен участник исторических событий: выявить истинную психологию своей эпохи и восстановить мотивацию своих действий.

Стоя в самом центре событий, изменивших ход русской истории и заняв в этом центре математическую точку центричности, я видел революцию скорее в целом, чем в ее деталях, и переживал революцию как единый акт национальной борьбы за освобождение и спасение России, а не как ряд отдельных эпизодов внутренней борьбы партий и классов.