Стоя у стены в ожидании расстрела, я вспоминал…
Как впервые оказался в Макондо
и остался в нем навсегда.
Как решил поиграть в слова,
складывая из них предложения,
напоминая Полковника Аурелиано,
который изготовлял золотых рыбок.
Я вспоминал,
как подписал честный союз с одиночеством,
а затем сидел утром у окна,
пил крепкий кофе,
ожидая,
когда в предрассветных сумерках
понесут мимо гроб с моим телом.
«Главное, не упустить момент
и вовремя забраться в ящик», – думал я.
Наивный.
Однажды я заключил,
что если ровно в пять утра,
каждый божий день,
хватать с неба слова,
то задуманное можно осуществить за месяц.
Хотя, спешить все равно было некуда,
потому что слова –
это погребальный саван,
который шьет Амаранта,
то распуская,
то заплетая ткань.
Но дело вовсе не в страхе смерти
(женщина в синем платье мила и приятна).
Причина в том, что домотканый саван стихотворения
сохраняет одиночество внутреннего мира,
не позволяя миру внешнему овладеть тобой.
Когда Аурелиано Второй приехал за мной в Россию,
медленно и не торопясь,
обивая ботинки о пороги домов,
по улицам городов шел снег.
Аурелиано решил остаться до тех пор,
пока путник не пройдет мимо.
Но снег потерялся и искал выход
четыре года,
одиннадцать месяцев
и два дня.
От его шагов на многие метры промерзла земля
и когда Аурелиано спустя годы спрашивал жителей,
как им удалось выжить,
они загадочно улыбались и отвечали:
«Мы скользили».
Нагулявшись по мрачному миру скорби,
перестать выходить
(совершать одну и ту же ошибку)
из алхимической лаборатории Хосе Аркадио.
Впредь заниматься важным:
1. Путешествовать по мирам,
оставаясь в кабинете.
2. Наблюдать движение звезд,
не поднимая головы.
3. В очередной раз доказать,
что Земля наша круглая.
4. Отыскать философский камень –
в своих почках.
И пускай тебя привяжут к каштану,
призрак Пруденсио Агиляра поможет
убить время.
Тихая жизнь
– перелистывать в комнате Мелькиадеса ветхие свитки.
Обнаружить, что время навечно застыло:
в твоей каморке всегда март и понедельник.
Тихая смерть
– плавить и отливать золотых рыбок.
Пойти к каштану и не вернуться обратно, или
заблудиться в бесконечных лабиринтах сна.
Тихая мечта
– наблюдать, как снег за окном
стирает любые границы, пространства и лица,
как поток неукрощенного времени
впечатывает в землю забвение.
Если открыть окна твоего дома, Ребекка, то всегда:
на восходе и на закате, в сиянии солнца и луны,
можно различить кладбище.
Место покоя:
Мелькиадеса, Пьетро Креспи, Хосе Аркадио, Хосе Аркадио-сына,
а еще сотен и тысяч неизвестных имен.
Прах от их костей и имен оседает на стенах твоего дома, Ребекка.
Запах пороха царит в нем, звук «клок-клок» раздается в нем,
минувшее навек поселилось в нем.
Но смерть больше не пугает, она смиряет.
Если открыть окна всеобщего дома, Ребекка, то всегда:
в предрассветной дымке и предзакатной мгле,
в блеске первых лучей и вспышках последних звезд,
можно различить кладбище.
Место покоя:
Мелькиадеса, Пьетро Креспи, Хосе Аркадио, Хосе Аркадио-сына,
а еще… тебя и меня.
Намазывать время на хлеб одиноких будней,
расшифровывать свитки Мелькиадеса,
говорить с его призраком и душами тех,
кто умер и бродит по дому –
каждый остался таким же, каким и был…
Научиться распознавать сквозь толщу протертых страниц
свое прошлое и будущее,
которые суть мгновения вечно-настоящего.