Читать Тихое НЕсчастье

Я сидела за столом и молча наблюдала за тем, как мне через ворот рубашки продевали шнур с микрофоном на петличке. В небольшой и несколько мрачной комнате стояла тишина. Хотя, мрачность здесь была уместной. Да и тема разговора предстояла не о радужной карамели. Девушка, сидящая напротив, раскладывала бумаги и параллельно давала указания оператору. Совсем, как недавно я на своей работе.

При мысли об этом «недавно» на моих губах появилась горькая усмешка. Теперь казалось, что всё было в прошлой жизни или вообще не со мной.

– Подскажите, – обратилась ко мне девушка-репортёр, – как правильно ударение в вашем имени?

– На первое «а», Ма́лика я. Но для большинства знакомых с детства была «Малинкой», – уголки губ сами поползли вверх от приятных воспоминаний. Я будто даже услышала голоса из прошлого.

– Понятно, – как-то без эмоций в голосе ответила собеседница, сделала пометку в своих бумагах и положила руки на стол, сцепив их в замок. – Начнём?

– Как скажете. С какого момента?

– Боюсь показаться банальной, но давайте – с начала.

Я протяжно выдохнула и подняла взгляд поверх её головы, туда, где находилось небольшое окно. В стекло настойчиво бились две мухи, от чего раздавался негромкий, но равномерный стук.

– Что ж… Тогда рассказ будет долгим.

– Ничего. У нас достаточно времени.

Я откинулась на спинку стула, на камере загорелась красная лампочка.

***

С начала, говорите? А я и не знаю, когда всё началось. Точно не с замужества.

Говорят, все комплексы – из детства. Вот оттуда и зайдём.

Мне было лет десять. Типичный ребёнок: вечно чумазая, шумная, хвостиком бегала за старшим братом-подростком. Сестра у меня тоже была. То есть – и сейчас есть. Я вообще младший ребёнок в многодетной семье. Но Машка, высокая красивая блондинка с пышной грудью, уже техникум заканчивала в то время, жила в другом городе, домой приезжала по выходным и на каникулы, да и то не всегда. У неё появились там друзья, любовь-морковь. А с Тимуром, сводным братом-ровесником, мы, как говорится, не сошлись характерами: я наивная и открытая, а он уже тогда скользким был, как уж. Его густые чёрные брови и хитрая ухмылка меня всегда бесили.

Серёжку же я обожала. Он единственный прям родной-родной. У нас и мама, и папа одни, не то, что с Машкой, и тем более с Тимуром. У нас с Серёгой одинаковые карие глаза. Только у меня ресницы длинные, густые, такие, что девчонки завидовали, а у него они были гораздо реже, хоть и тоже чёрные. Сергей на четыре года старше, уже курил и имел авторитет даже у совсем взрослых пацанов.

Меня ни один мальчишка в школе пальцем не трогал. Знали, что «к Дёминой лучше не лезть – себе дороже выйдет». Были у меня платья, мама любила в них наряжать меня, как куклу. Но они не мешали мне лазить с мальчишками на деревья, играть в «Соловьи-разбойники», и прыгать с крыши гаража. Колени и локти вечно сбиты, как и большие пальцы на ногах. Последнее было «заработано» в честных футбольных битвах. Играть, правда, приходилось в тонких кедах, вот ногти и становились синими, слазили. Но кто тогда на это обращал внимание?

Да, мы умели веселиться, ровно до того момента, как приходилось идти домой, в двухкомнатную квартиру с ремонтом, который делался, наверное, до моего рождения. Жилплощадь досталась бабушке Нине ещё в те годы, когда наша мама была, как я. У бабушки двое детей. Кроме нашей мамы у неё был ещё сын – Саша. Но мы его не застали, он погиб в Афганистане совсем молодым. Бабушка часто доставала альбом и всегда плакала над чёрно-белыми фотографиями своего сына. Квартирка у нас считалась стандартной. Самым шикарным в ней был балкон – длинный, на две комнаты. В остальном же – всё как у всех: в зале красный ковёр, закрывающий стену, и коричневый палас на всю длину пола, в коридоре ковровая дорожка поверх линолеума, уголок которого отходил там, где лежал телефонный провод. Сам аппарат стоял в зале, за дверью, на полочке, рядом с напольной лампой в оранжевом абажуре с длинной бахромой. Толку от этого торшера практически не было, как раз из-за абажура: его плотная ткань почти не пропускала свет.