Жена как бесплатное приложение
(рассказ)
Он со злостью сорвал с поваленной перед собой жены последний атрибут ее недоступности – новенькие трусики, едва не порвав их, и резким движением бросил за спину через голову. И тут жена, вместо того, чтобы обидеться за насилие, истерически захохотала.
Он обомлел. И вся его энергетическая мощь куда-то исчезла. Он ожидал, что борьба продолжится, и хотел уже было заложить ее левую руку ей за спину, чтобы, придавив грудью, можно было освободить свою правую для решительных действий. Но, хохоча, она расслабилась настолько, что усилий не понадобилось, и жена податливо распласталась под ним.
Эта готовность была похожа на ту – он помнил о ней и всегда мечтал о повторах, – что случалась в медовый месяц, хотя, дай бог, ее хватило бы при подсчете на две недели.
Хотя до брака будущая жена особенно не упиралась, но и памятной близости не доставляла. Так, просто сброс избыточного давления. А чтобы подарить что-то яркое, своеобычное – ни-ни. Только в пределах рядовой периодики.
Это сильно угнетало его: ведь она ему нравилась. И он пытался расшевелить ее, рассказывая, сколько радости она недополучает и, соответственно, недодает. Но умные речи на нее не действовали. Собственная потребность была ей мерой активности. А поскольку потребность никак не проявлялась, он терялся в догадках. То ли у нее был жестокий опыт в молодости, то ли невероятный разврат перекормил ее. От разговоров о том она старательно уходила, прикрываясь возрастом и отсутствием интереса.
Иногда он принимался судить себя. Ну, действительно, разве нормально заниматься говорильней о сексе вместо реальных действий? «Если что-то сильно хочешь, покажи это сам в своем поведении», – вспомнил он умную рекомендацию из соответствующей литературы. Но и это ее не разбирало. Он целовал ее и нежно, и бурно, покусывая мочки ушей и сосцы грудей, углублялся поцелуями в подмышки и живот, лобок и половые губы, устраивал нежные потехи кончика языка с клитором, порой обрушиваясь глубоким провалом головой между ее ног. Не забывал и про коленки, пальцы на ступнях. Гладил и разминал пятки, глядя ей в закрытые глаза.
Нет, она оставалась непробиваемой. Избыток переполнявших его чувств приводил его то в ярость, то в прострацию уныния. И вдруг он начинал подумывать о самоубийстве, чтобы доказать что-то. Это не такая уж тяжелая тема. На кой черт жизнь, если тебя не понимают, если воздуха радости нет? Любовь становилась большей ценностью, чем жизнь. Однако ж чувства его не ценили и своих не выказывали.
Он ходил подавленный, и изыски его гасли и тускнели. Все бесполезно, да и смерть тоже. Он понял, что если умрет, она не пожалеет о нем. Но проверить это было немыслимо. Он представил себя в образе мертвеца: «Сфинкс!» – подумал он о жене, глянув воображением, как она будет смотреть на него мертвого. И… закрыл тему. Потому что даже ревновать ее было не к кому. Никаких поводов, ни фотографий. Сфинкс, если не айсберг!
Но жизнь требовала своего, как речка – таянья снегов с весенним подмигиванием солнца. Когда ему удавалось подсмотреть ее обнаженную, ее тело зажигало в нем все виды любовного смятения – от нежности созерцания до помутнения в страсти.