Отливающий в темноте серебром туман стелился по реке, перемешиваясь с тихим голосом, льющимся по ветру.
– Белым-белым днём из шумного-шумного города, – русалка, сидящая на ветви ивы, вытянула руку в сторону мерцающих за рекой огней, – в лес пришёл…
Обвела взглядом расположившихся вокруг малышей и тех, кто постарше, но ещё находит если не увлекательным, то любопытным слушать то ли сказки, то ли страшилки перед рассветом.
– Человек! – щёлкнула зубами кошачья улыбка у подножья дерева.
– А-а-а-а! – завизжала мелкотня.
Даже сын местного лесового вздрогнул, и примостившаяся у него на плече маленькая вила, ойкнув, вспорхнула и запуталась в свисающих ветвях. Закрыла ладошками рот феечка. Вздыбили шерсть волчата. Две русалочки – племянницы рассказчицы, обнимавшие её с двух сторон – заплакали. Только тролль, захаживающий послушать истории в лес с той стороны реки, где мерцали городские огни, вздохнул и остался сидеть неподвижно.
Улыбка улыбнулась, демонстрируя, насколько хозяин её доволен эффектом, и пропала. Но те, кому ночь была за день людской (а таких здесь было много), прекрасно видели в темноте Пуша – кота, раза в три больше обычного, с лакрично-чёрной шерстью, неожиданным белым сердечком на манишке и мерцающими в лунном свете когтями.
– М-у-у-у! – добавил Пуш то ли чтобы напугать ещё сильнее, то ли чтобы развеселить напуганных. Во всяком случае, феечка несмело улыбнулась.
– Му? Ты уверен? Копыта у тебя вроде не прорезались, да и хорошо, – русалка осеклась, взглянув на нахмурившуюся вилу. – У некоторых они, конечно, очень изящные, но не твой случай, мохнатый.
– Не роняй мой авторитет, Синь. А насчёт уверенности – я вообще мало в чём уверен. Всегда есть что-то, чего я не знаю, что не учёл, кого не услышал. Реальность меняется, детали ускользают. И мало что в жизни можно оценивать однозначно, ты не находишь?
– Нахожу. Но люди – не повод для смеха. Вот в этом я уверена. Особенно, когда они появляются рядом!
– Всегда ли? И все ли согласятся с тобой?
– Всегда. И не смотри на Жака, – кивнула Синь’Ава на тролля. – О ком он расскажет? О вонючих человеческих бездомных? О глупых мальчишках, которые кидают крючки в воду под мостом? И уж точно ни слова не скажет он о тех, что жгут и потом рубят лес, о тех, кто сливает отраву в воду, о тех, кто убивает нас!
Синь’Ава хлестала хвостом по стволу, сама того не замечая.
Жак втянул голову в плечи. Все знали, что говорить тролль не любил. Ночью да в межсезонье, когда город заворачивался в тёплый оверсайз, он видился окружающим вполне себе обычным парнишкой, только крупным и уж очень молчаливым. Но неожиданно Жак ответил, тихо, но уверенно:
– Дядя Саша вот не воняет, и появляется у нас редко. Маме стихи читает. Папа правда рядом с ним кусок ограды уронил… Тот реже приходить стал. Ещё есть люди, они рисуют. Прямо на стенах. Необычно. И мой мост зовут Звёздным. На него повесили огоньки, их можно включать и выключать. Когда включены ночью – красиво. Отсюда видно. Вон же…
Синь’Ава только покачала головой, а Жак продолжил:
– И мальчишки не глупые… Не все глупые. Они если бы знали, что вы поцарапаться можете, они бы удочки не бросали. Даня точно бы не бросал, он добрый… Он меня играть звал. Только я боюсь, что сломаю что-нибудь…