Читать Сулус

У нея – косые глаза и толстыя губы, и якутскія скулы круглятся, какъ два яблока, на матовомъ лицѣ. Но что-то пріятное свѣтится и въ ея глазахъ, и въ нескромныхъ губахъ, и пріятно смотрѣть на ея молодую грудь.

Теперь лѣто, и она ѣдетъ на луговину верхомъ на быкѣ съ важностью, какъ настоящая хозяйка-хотунъ, – но все это вздоръ: у нея нѣтъ мужа, ей четырнадцать лѣтъ и она еще не спала ни съ однимъ парнемъ. Изъ подъ бѣлой рубахи видны полныя икры, запыленныя золою камелька. Она бьетъ голыми пятками быка и тянетъ его за поводъ, продернутый черезъ ноздри.

Сегодня – лѣто, третьяго дня была весна, а дней пять тому назадъ повсюду еще лежалъ снѣгъ, и на Медвѣжій Косогоръ нельзя было взобраться: такъ онъ весь обледенѣлъ. Теперь на косогорѣ цвѣтетъ жара и весь онъ зачервонился.

Пять дней тому назадъ мы еще ходили въ камосахъ, въ зайцѣ, прятали носъ въ майтрукъ. Вдругъ изъ-за рѣки поднялось ярое солнце. Было весело слушать, какъ звенѣла и ухала весна.

На берегахъ тянулись вверхъ ледяные сталактиты, таяли и летѣли паромъ вдоль по теченью, а межъ камней что-то плескалось и смѣялось: какъ будто какое-то пѣнное русалочье отродье разыгралось на новомъ солнцѣ.

Какъ будто судьба развязала широколетныя крылья весенней птицѣ, – и вотъ она освобожденными. крыльями шумитъ надъ нами.

Когда я выползалъ изъ моей юрты на свѣтъ Божій, сердце сладостно ныло отъ любви. Идешь по сырой землѣ – и глупо, и стыдно отъ весенняго чувства. Одинъ разъ, спускаясь къ рѣкѣ, я упалъ на влажную землю и весь испачкался грязью, нечаянно провелъ рукой по лицу, и на лицѣ осталась темная полоса; и было смѣшно и радостно это весеннее паденье.

Теперь земля уже сухая, ее обвѣваютъ тонкіе запахи молодыхъ травъ, и когда я зашелъ въ юрту Захара, мнѣ было странно услышать иной мертвый запахъ: тамъ лежитъ тѣло его жены: она вчера умерла въ родахъ.

Покойницу обернули въ холстъ и повезутъ къ отцу Николаю: это верстъ за восемьдесятъ. Повезутъ на быкахъ, медленно. По дорогѣ на станкахъ будутъ ѣсть лепешки, похожія на землю, и пить зеленую, пьяную арги. На другой телѣгѣ повезутъ теленка. Это – отцу Николаю за требу.

Но Богъ съ ней, со смертью!

Въ ста шагахъ отъ меня лежитъ озеро. Оно темно зеленѣетъ, а вокругъ него вѣнкомъ плетутся таежные ирисы, блѣдные и больные.

Еще недавно озеро было покрыто льдомъ, и мы ловили на немъ рыбу, прорубая проруби и протаскивая неводъ подъ водой. Наловивъ рыбы, якуты плясали съ якутками, тутъ же на льду, попарно, и опьяняли себя монотонной и жуткой пѣсней.

Я видѣлъ Сулусъ. На ней была кухлянка съ узоромъ на подолѣ. Проходя мимо, она слегка толкнула меня локтемъ и щелкнула языкомъ, какъ хорошая сѣверная дикарка.

Я живу здѣсь уже пять лѣтъ, но замѣтилъ Сулусъ только въ прошломъ году. Она тогда была совсѣмъ дѣвченкой, сидѣла передъ камелькомъ нагая, посреди другихъ голыхъ ребятъ, грѣла у огня свои темныя бедра. Я подарилъ ей баночку засахареныхъ грушъ, которую мнѣ привезъ товарищъ изъ города, и она тотчасъ же ихъ всѣ съѣла, забавно облизывая губы и выставляя бѣлые и четкіе зубы.

Сулусъ значитъ звѣзда. И въ часъ ночной, въ часъ звѣздный, когда я смотрю на сѣверное небо, я вспоминаю о моей Сулусъ.

Она немного понимаетъ по-русски, и когда я говорю ей: «я тебя люблю, Сулусъ!» – она смѣшно шевелитъ пальцами и такъ сверкаетъ своими косыми глазами, что кажется, будто она хочетъ меня съѣсть.