⇚ На страницу книги

Читать Журнал «Парус» №87, 2021 г.

Шрифт
Интервал

Слово редактора

Дорогой читатель!

Наш литературный корабль уверенно берёт философский курс, выверяя его по звёздам. Несмотря на некоторые проявления литературного хулиганства, на борту всё прочее — благочинно, а морской бриз — вольный ветерок странствий и романтики, как ему и положено, днём ориентирован на залитый солнцем берег, а ночью — на темнеющее в философских раздумьях море.

Небесная твердь и суша, ночная прохлада и палящий полуденный зной всё так же контрастны и так же устойчивы в своих основополагающих признаках, уверенно растягиваясь к разным полюсам бытия в самодовлеющем покое.

Воздух чист и наполнен рефлексиями. Только лёгкие «летние снежинки» одуванчика, сдуваемые морским ветром, напоминают о парадоксах этого мира, единстве противоположных стихий и о том, что впереди — неизменная вечность, вмещающая в себя всё вышесказанное, а также — нас с вами.

Ирина Калус

Художественное слово: поэзия

Андрей ШЕНДАКОВ. Звезда горит в моём окне…

* * *

Звезда горит в моём окне

сквозь полог утреннего света

и тонет вновь за далью, где-то

в рассветной тихой глубине;


сквозь полевую чистоту

плывут неведомые дали,

а в сердце капельки печали

лучей встречают остроту —


и, отступивший стылый мрак

своим сияньем прожигая,

звезда является — другая,

и остаётся только прах,


небесный прах — далёкий свет;

пылай, волнистое круженье!

В твоё, в твоё перерожденье,

в твоё сиянье мир одет.

* * *

Порой такая гложет мысль,

что всё бессмысленно и бренно,

но каждый раз, горя нетленно,

свои пути рождает высь;


и звёзды светят — высоко,

и как бы ни было тревожно —

душа легко и осторожно

пьёт лунных бликов молоко;


и, словно крохотный малец,

в душе росток живёт — всё выше,

и вот уже — поля и крыши,

а рядом — Космос и Творец!


Соприкасаясь, пьёт душа

покой своих миров нетленных,

своих неведомых вселенных,

трудясь, приветствуя, верша…

* * *

Мой свет, сияние, покой,

летя в крылатом млечном круге

и вознося друг другу руки,

мы продолжаемся строкой,


в которой каждый был из нас

когда-то звуком, полуслогом,

началом, действием, итогом,

создавшим вечности каркас;


а где начало иль исход?..

Я сам пока времён и правил

к своим скитаньям не прибавил:

глубок и долог небосвод!


Не тлеют наши письмена,

навек не исчезают души,

но каждый раз врата — всё уже.

И выше, выше имена.

* * *

Стволы осин ещё туги и голы,

едва качает ветер кроны их,

весь мир, как будто двоечник, притих,

шагнув к пустынным окнам старой школы:

в них — тишина, лишь выйдет иногда

к порогу сторож, чтобы сиротливо

курнуть — воронам и котам на диво, —

еще не стар, а борода седа;

вновь над скамейкой пляшет береста

и горьковато-сладкий привкус дыма

плывёт во дворик еле уловимо —

такая нынче выдалась весна:

ни погулять, ни с другом отдохнуть,

ни заглянуть в фойе кинотеатра,

весна сменила легкокрылость кадра

на скуку дней, иной отмерив путь,

путь напряжённый, долгий, не такой,

каким он многим виделся в начале:

«Мир пошумит и, растворив печали,

все беды снимет быстро, как рукой…»


Но нет, весна сегодня не для нас,

листва и мы — во власти небосвода,

законам дань вновь воздаёт Природа,

не торопясь ведя свой пересказ

о днях былых: чума иль тиф брюшной —

на Землю много насылалось мора,

но каждый раз надежда, иль опора,

иль, может быть, какой-то свет иной

спасал землян — и грешных, и святых,