Пробуждение от трёхлетнего сна начинается постепенно. Сознание возвращается медленно и лениво. Ты словно поднимаешься со дна глубокой подводной расщелины на поверхность. После полнейшей, тотальной тьмы в пространстве вдруг начинают появляться вибрации и световая рябь. Затем слух начинает фиксировать отдельные шумы, и постепенно складывает их в смутно знакомые звуки. Голоса, стук, скрипы. Потом включается зрение. Очертания плывут и изменяются в простейшей монохромной гамме. И только потом включается тело. Оно заявляет о себе сильнейшей судорогой и болью во всех членах. Адреналин заставляет сердце биться сильнее. С каждым ударом сердца тело становится менее прозрачным. Примерно минута – и я снова видим для окружающих. С уходом судороги уши снова слышат, глаза видят, запахи врываются в сознание. Последнее – весьма неприятная побочка, о которой всегда забываешь… Вонища. Страшный смрад, вынуждающий встать и привести себя в порядок.
Осматриваюсь. Чердак. Да, помню, как я сюда забрался, чтобы отключиться. Три года назад здесь было уютнее. Сейчас – хлам, птичьи перья. Из маленького окна мягко стелется полоска лунного света, от которого больно глазам, разучившимся смотреть.
– Жэка, это ты? – где-то поблизости, из-под вороха тряпок послышался хриплый голос. Я попытался выдавить из себя звук, получился сухой кашель. – Я не слышал, как ты пришёл, – продолжали говорить со мной грязные тряпки.
Я разразился адским кашлем. Три года сна в этом гадюшнике оставили в моих лёгких след из пыли и прочей дряни. Даже не хочу знать, какие хороводы водили вокруг моего тела Жэка и его приятели. Пытаюсь подняться. Тело не слушается, и я безвольно плюхаюсь обратно.
– Жэка, – ты чё, захворал? – беспокоятся тряпки.
– Порядок, – отвечаю я, и с удивлением отмечаю, что голос почти не изменился. Медленно, скрипя, словно старая коряга, встаю на четвереньки. Тело нехотя повинуется. Каждый раз после пробуждения я боюсь, что не смогу встать. Опираясь на какую-то рухлядь, принимаю вертикальное положение. Загребая ногами и запинаясь, двигаю в направлении люка. Там лестница. Выход. Мне туда.
Я спускался целую вечность, зависая над ступенями, присаживаясь на них. На четырёх конечностях, как учат малых детей. Этажом ниже был ремонт. Здание, где я пробыл в анабиозе три года, было на капремонте. Видимо, мой приятель с чердака пробирается туда ночевать, когда никого нет. Я брёл по оставленным строителями рекреациям. В одном из помещений нашёл ржавую ванну. Из крана капала вода. Я жадно пил её, затем сбросил одежду и встал в коричневую от времени ёмкость. Холодный душ взбодрил тело и прояснил ум. Глаза стали лучше видеть, я отчётливее стал различать предметы вокруг – инструменты, вещи рабочих. Взял спецовку, комбинезон, висевший на гвозде, вбитом прямо в деревянную оконную раму, и заляпанные краской ботинки.
Для Наблюдателя ситуация всегда складывается благоприятным образом. Я знаю точно, что моей жизни ничто не угрожает, я всегда найду средства к существованию и ресурсы для осуществления своей миссии. Это не первое моё пробуждение, и, скорее всего, не последнее.