Семён заикался и густо краснел, когда не мог сразу произнести слово. Однако в деревне прозвище "Заика" к нему так и не приклеилось. Не подходило оно к нему, и всё тут. Любили Семёна в деревне. Рукастый, мастеровой, Семён помогал всем – соседке огород вскопает, деду одинокому крышу подлатает.
Дети к нему липли с любой мелочью.
– Дядь Сень, пошли купаться, а?
– Чаво, род-д-дители одних не пускают, так? – улыбался Семён в густые усы.
– Ага.
Семён собирал детвору и строем вёл на речку. Сидел на берегу и следил, чтобы далеко не заплывали. Женился Семён рано, а вот детей Бог не давал. У сестры Антонины двое ребятишек народилось. Она вообще хорошо устроилась – замуж за городского вышла, сама в люди выбилась – в обкоме работала.
– Видно, не заслужил, – вздыхал Семён, глядя, как малышня плескалась в речной воде.
Потом также строем отводил их обратно в деревню.
– Сень, а я понесла, кажись, – однажды утром сказала ему жена.
Семён от радости не знал, в какой угол посадить любимую.
– Такая рад-д-дость! – только и сказал тогда будущий отец.
Любаша родилась семимесячной, слабенькой, но ничего, выходили. Росла дочь, и нарадоваться родители не могли – умница и красавица. И ни в чём ей отказа не было. Лучшие туфли, лучшие платья, всё самое лучшее было у Любаши. Семён на вторую смену в колхозе оставался, а покупал всё, что дочка попросит. Одна же она у них. Долгожданная. Единственная.
Как выросла, и не заметил никто. Только пришла Любаша к отцу и так сказала.
– В город поеду. В институт поступать хочу.
– А как же родной к-к-колхоз-то? – заволновался Семён.
– Так я же на агронома хочу учиться, – ответила дочь.
– А… тогда другое дело.
Уже на втором курсе Любаша замуж засобиралась. Парня хорошего встретила, перспективного. Сын ректора, профессора, не абы кто.
– К-к-когда свадьба-то? – спросил Семён, прикидывая, что подарить молодым.
– А свадьбы не будет, пап. Распишемся, и всё, – спокойно ответила Любаша.
– Чаво? Эт как так? – растерялся Семён.
– Не хотим. Свадьба – это пережиток прошлого.
Через месяц сестра Антонина в деревню в гости наведалась и спросила его без злого умысла.
– Ты чего же, Сенька, на свадьбу-то не приехал, разболелся?
– Какую ещё свадьбу? – удивился Семён.
– Здрасьте, приехали! На Любашину свадьбу. Я за всю родню отдувалась.
Увидев, как Семён побледнел, Антонина добавила.
– Ой, да нечего тебе там было делать. Сидели как на заседании научного совета. Все гости профессора да кандидаты наук. Скукотища.
– Да уж. И тут отец невесты с заиканием и вечным "Чаво". Да? – подхватил её мысль Семён. – Любаше было бы стыдно за нас.
Сестра уехала. Семён слёг и больше не вставал.
Маринка хоть и курносая была, но миловидная и такая женственная. Ну, знаете, когда посмотришь на девицу, и сразу хочется запрыгнуть на коня и скакать, скакать, а потом подвиги совершать в честь прекрасной дамы.
В общем, мужики к ней липли, как скотч к ненужным поверхностям. А она, нет чтобы доброго да башковитого присмотреть себе в мужья, выбирала всё время калек – моральных и физических. Нет, ну, правда, люди добрые, куда это годится?
Первый муж Маринкин пил, бил, деньги не в семью, а из семьи нёс – всё пропил и замёрз в канаве. Только сына после себя оставил.