Читать Капитан Женька. Нелогичные рассказы

Светлой памяти

моей бабушки

Нины Алексеевны

посвящается

Место, где родился Женька, вряд ли бы отличалось от других, таких же неприметных точек на карте, если бы не война и эвакуация. Ведь именно из-за них Женькина малая родина – бывшая оторвановка на окраине большого города – стала аналогом новосибирского академгородка. Правда, по справедливости, скорей наоборот – это новосибирский академгородок стал аналогом. Поскольку возник позже.

С июля 1941 года, после эвакуации из Ленинграда одного из старейших в стране заводов, число жителей Поселка увеличилось вдвое – 7 эшелонов разгрузились на тихом полустанке (8-й прорвался через блокаду лишь в 42-м). А в незаконченных корпусах «Вагонстроя», что возводили тут со времен первой пятилетки, стремительно развернулся брат-близнец именитого предприятия. Уже через два месяца Поселок отправил на фронт свою первую военную продукцию.

После войны новый Завод обратно не вернулся. Вместе с ним в новых краях осталась и часть приезжих. С энтузиазмом, с каким они только что ковали оборону, ленинградцы взялись отстраивать Поселок и в мирное время. При этом, судя по результату, который сложился к моменту Женькиного рождения, к началу 50-х, делали они это по собственным – «ученым», как рассудили в Поселке, – вкусам.

Расчертив Поселок прямыми «першпективами», ленинградцы назвали их красивыми и добрыми именами: улица Тополевая, Кленовая, Каштановая, Правды (не имени сановной газеты, а просто – правды). На улицах появились 2-этажные дома на восемь отдельных квартир с паркетом, газом и ваннами. Квартиры были небольшими, поэтому ванны устанавливали прямо в кухнях. Под окнами, словно привет из Летнего сада, добротно обосновались семейные палисадники. Уже не прежние укропно-морковные грядки (блокадные и спасительные), но целые цветники, которые охорашивали старую поселковую палитру крупными мазками гладиолусов, каплями георгинов и многоточием турецкой гвоздики.

Много лет спустя, – где бы ни жил, – слушая песни своего любимого Антонова, Женька представлял, что это тоже о нем, о Поселке его далекого детства, куда, чем старше, тем пронзительнее ему хотелось бы заглянуть снова:

… Пройдусь по Абрикосовой,

Сверну на Виноградную

И на Тенистой улице я постою в тени…

Маленький Женька – мальчик-неулыба лет пяти – стоял на трибуне. Возвышаясь над небольшим квадратом школьного двора, он грозно посматривал вниз. Прямо перед ним, линуя асфальт неровными шеренгами туфель, застыли ученики и учителя. Сбоку, неловко придерживая тощий, потертый от времени портфель, прижался директор школы.

В воздухе висела почтительная тишина.

– Вы это зачем?! – выкрикнул Женька.

Ему хотелось выкрикнуть пострашней, но голос его предательски пискнул. Тогда он набрал в рот больше воздуха и выкрикнул снова:

– Вам мама и бабушка – это кто?!

Второй заход получился лучше.

Длинные шеренги беззвучно затряслись, а директор с портфелем шмыгнул носом.

– Мы больше не будем, – сказал он за всех.

Потом посмотрел на Женьку так, как обыкновенно смотрел на него дворовый пес Трезвон, еще теснее прижал к себе свой тощий портфель и виновато улыбнулся.

Женька шевельнул белобрысыми бровями, встряхнул маленьким кулачком вверх, а потом с сердцем треснул им по трибуне.