За старым сараем с его северной стороны ветра насобирали здоровенный сугроб. Он вырос почти до крыши, закрыл окно и ослепительно сверкал на солнце, если оно выглядывало из плотных декабрьских туч. Зимой к старому сараю никто не ходил, и поэтому снег вокруг был чистый, без следов неряшливых дорожек.
Раньше к саду бегали зайцы. Не то чтобы им так уж нравилась кора яблонь, но голод не тётка. С южной стороны кора была потеплее и даже оттаивала от льда. Они грызли её немилосердно, и случалось, что дерево погибало. На злодеев ушастых ставили силки, натравливали собак, охотились. Один зоолог, который тоже имел дачку в том районе, соорудил кормушку вроде шалашика и стал зайцев подкармливать: картошки им насыплет, яблок мелких, припасённых с осени, капусты, моркови нарезанной. Они и перестали по садам шастать.
Лежит снег чистенький, ровненький. Только складочки, что ветра вывели, его гладь нарушают. И сугроб вышел на загляденье, будто вовсе не из снега он, а из дорогого итальянского белого мрамора сделан. Прислонился к сараю одной стороной, и над крышей вершина его возвышается. Никого. Тишина. Вот солнца круг сквозь облака-тучки, как нарисованный блёклой краской. Смотришь на него и глаза не прикрываешь – не слепит. Даже птицы куда-то подевались, а вроде и мороз не сильный, так, слегка щёки прижигает и за нос дёргает.
«Хрусть-хрусть… Уф-уф…» – кто-то завозился в сугробе. Один склон его дал трещину и даже осыпался чуть-чуть. Пыхтит, сопит странный зверь-незверь, силясь выбраться наружу. Из трещины полетели комочки снега и покатились по склону. «Уф-уф… Шур-шур…» Снег летит уже из небольшой норки, а никто не показывается, застрял, наверное, и расширяет проход. «Хрусть, хрусть… Фыр-хряп…» Проход стал расширяться, расширяться, пока оттуда не показались лапки и мордочка с забавными чуть оттопыренными, но гладкими будто изо льда ушками какого-то зверька величиной с крупного кота. Или не зверька? Если судить по тому, что он был без одежды, то, пожалуй, это был зверёк. Люди всегда ходят в одежде, если они живут не в Африке или не моются в ванной. Этот же был без ничего. Тело его было покрыто шёрсткой-шубкой, да и как зимой без шёрстки, замёрзнешь! Голова была похожа на человеческую, но тоже покрыта шёрсткой, мордочка-личико напоминала изображение гномика в детских книжках. Только там это были старички, а у этого было детское лицо и конечно же шаловливые, проказливые глазки с короткими ресничками и бровками.
Существо наконец полностью выбралось из норки и скатилось по склону. Ух! Было оно действительно необычное, странное. Например, его шубка была удивительных цветов, и они постоянно изменялись, как северное сияние. У незнакомца были две ручки с пятью пальчиками, на концах которых были маленькие прозрачные коготки, ножек тоже было две, на каждой из них по пять пальчиков, и тоже с коготками. Можно было предположить, что он легко передвигается по снежному насту и льду. У него не было хвоста, усиков, острых зубов. Скорее всего, это был маленький человечек, которых рисовали в народе на небольших картонках, снабжая разными пояснениями вроде этого: «Дух лесной зимний. Детка Мороза». Такие картинки вешали у себя в избах крестьяне.