⇚ На страницу книги

Читать Социальная история советской торговли. Торговая политика, розничная торговля и потребление (1917–1953 гг.)

Шрифт
Интервал

Julie Hessler

Social History of Soviet Trade

Trade policy, retail practices, and consumption, 1917-1953


Princeton University Press

2004


Перевод с английского Дмитрия Лупича, Фатимы Таутиевой



© Julie Hessler, text, 2007

© Stanford University Press, 2007

© Д. Лупич, перевод с английского, 2021

© Ф. Таутиева, перевод с английского, 2021

© Academic Studies Press, 2022

© Оформление и макет, ООО «Библиороссика», 2022

Предисловие

Существует ли более суровый приговор коммунистической экономической системе, чем пустые полки советских магазинов? В поздние годы перестройки, когда проект этой книги впервые зародился в сознании автора, в продуктовых магазинах СССР можно было застать доходящие до потолка башни рыбных консервов всего двух видов и, возможно, немного запылившиеся макароны на развес. В аптеках изредка появлялись аспирин и туалетная бумага, а например, о тампонах покупательницы могли только мечтать. В магазинах электроники не было буквально всех бытовых приборов, так изменивших жизнь потребителей в обеспеченном обществом: вместо этого предлагались ужасающие настольные лампы, причем лампочки для них завозили от случая к случаю и половина оказывалась неисправной. Иностранцы не могли не поражаться организации розничной торговли: чрезмерная специализация продуктовых магазинов и отделов приводила к тому, что, как ни старайся, в любом случае приходилось стоять в отдельных очередях за молоком, за хлебом и за чечевицей. Еще зарубежные гости могли увидеть огромные пустые залы, где продукты располагались только вдоль одной стены за кассовой стойкой или на неприглядном, закрытом стеклом прилавке; могли наблюдать три очереди: первая – чтобы выбрать товар, вторая – чтобы его оплатить, третья – чтобы забрать. Не укрылись бы от их внимания и мрачного вида продавец, и перерывы на обед и ежемесячные «санитарные дни» или закрытие «на учет», и постоянная нехватка сдачи у кассиров и их категорические отказы оставить сдачу себе, и нехватка упаковки и пакетов. Не менее удивительным было осознавать, что в Одессе, где работало крупное предприятие по изготовлению зонтов, на рынке невозможно было найти зонт, или видеть, как коллеги-ученые по одному выходят из читального зала архива и возвращаются из буфета с замороженной курицей, которая потом оттаивала, лежа рядом с уникальными документами почти на каждом столе. Или быть свидетелем того, как в начале 1990-х моя знакомая, которая работала секретарем в недавно приватизированной строительной компании, была вынуждена разбираться с поставкой двух тонн лука – отголоском длительного сотрудничества компании с совхозом. Сваленный в вестибюле офиса лук начал гнить, и моей знакомой пришлось искать способ избавиться от этой зловонной кучи – не было ли это буквально метафорой судьбы советской смычки, органической связи между крестьянами и пролетариатом, которая, казалось бы, являлась фундаментом коммунистического государства?

А еще были уличные торговцы: в начале 90-х в центре Москвы нельзя было сделать ни шагу, чтобы не пришлось лавировать между двумя рядами лоточников, сгрудившихся по обе стороны тротуара. Нельзя сказать, что они приставали к прохожим – уличная торговля в то время была делом молчаливым, – но зато они всегда протягивали один или два товара, по-видимому, выбранных наугад, чтобы вы на них посмотрели: пожилая крестьянка предлагает десяток яиц; кто-то держит в руках бутылку водки или две палки копченой колбасы; шерстяные шали, несколько лифчиков, лак для ногтей, пара ботинок… Хотите примерить ботинки? Продавец достанет кусок потрепанного гофрокартона и положит его перед вами на подтаявший снег. И вот вы пытаетесь снять свои сапоги на этом самодельном коврике, не растеряв свои сумки и не потеряв равновесия. Одновременно вы пытаетесь решить, действительно ли настолько плохо купить ботинки на два размера больше; пытаетесь понять, насколько сможете сторговаться; и потом пытаетесь заплатить и уйти до того, как у вас отмерзнут пальцы. Все это – и я еще даже не упомянула рынки и магазины «Березка», предназначенные только для иностранцев, о которых тоже можно рассказывать часами! – было безумно захватывающе для молодого американского исследователя. Когда приятели по тридцатому или сороковому разу рассказывали, как «раньше у нас все было», оставалось только с недоверием качать головой.