«Перед любым божественным догматом разум человеческий немощен; и если он искренен, он должен свое отношение выразить признанием: не понимаю. Если же он бунтует перед их загадочной таинственностью, они становятся для него бессмыслицей и сумасшествием, безумием и соблазном…»
Преподобный Иустин (Попович), «Догматы и разум»
В поле только яблонька стоит.
С холодом вечерним жизнь застыла,
И каждый лист молоденький дрожит,
Как будто страх в зеленых древа жилах.
И светится в ночи стан серебром.
Росой покрыта, словно бы слезами.
И только ворон черный где-то грает,
А остальное – спит блаженным сном.
Прислушаешься – скрип. Поет зело
Та яблонька. Ей в поле одиноко.
И ничего под небом, кроме Бога,
А значит – страх ее не вызван Злом.
То трепет есть пред Высочайшей силой,
Что заставляет плакать нас навзрыд,
То обжигая сердце, как крапива,
То, колоколя счастием, звенит.
И место это, будто тихий скит
В огромном мире, ясном и красивом.
Выходишь в поле – яблонька стоит,
И все в блаженном таинстве застыло…
Какой-то незатейливый пейзаж,
Такой простой, что хочется забыться.
Забыться и уснуть в крупицах саж
Седых небес, где сам я их частица.
Так сердце разрывается навзрыд,
И так душа поет одновременно.
И вихрь дикий то блаженно спит,
То вдруг поет над полем вдохновенно.
Лететь бы с ветром. Вот километраж!
Лететь, пока совсем не обессилю.
Храни, Господь, старинную Россию
И этот незатейливый пейзаж!..
Не срывалось ни капли с листка
В этот хмурый и пасмурный день,
И так тихо тянулась тоска,
Заливая собою земь.
Не рыдали средь пепла дня
Черноокие небеса,
И так грустно смотрели в меня
Сиротливой России глаза.
Громыхали суровые битвы,
Бились русские наши войска,
И взметалися ветра молитвы
В задымленные облака.
И обратно держал дорогу
Ветер, Родине вести нес –
Было слышно лихую эпоху
Под кудрями шумящих берез.
И казалось – вот-вот грянет ливень,
Заревут от тоски небеса.
И весь день я смотрел сиротливо
В необъятной России глаза…
Осенний лес оглох, чуть слышно облетает
Его дерев увядшая листва.
Лишь над полями черный ворон грает,
А ночью тихо ухает сова.
Когда ветвей твоих качает сети
Упорный ветер,
молчаливый лес,
Ты так печален весь,
Оставшийся один на белом свете.
Забудь про птиц, парящих в дымном небе,
Они летят в чужие нам края.
Им не узнать, как ты великолепен,
Как светел ты под сенью октября,
Как благодатен облик твой для глаз
Среди полей, утопших в черноте.
Осенний лес оглох, но слышим его сказ,
Застыл в великорусской красоте…
И вновь натянут, как пружина,
Мой разум, тронут тусклым сном,
В том сне моем вы были живы,
Во сне тревожном и больном,
Деды мои. Как будто снова
Я прибыл в детство. Но на миг.
И на меня смотрел сурово,
Но с теплой грустию старик.
Он вопрошал меня очами,
Не позабыл ли я о нем.
«Лишь только хмурыми ночами
Я вижу вновь свой милый дом.
Но то не сны, а сказ о прошлом,
Где снова светел дивный край.
И здесь мой каждый предок ожил:
Мой дед Владимир, Николай…
Но каждый сон о прошлом горек,
Терзает сердце, душу жгет.
Мне с вами миг был каждый дорог.
А сон? Он, может, не придет…», –
Сказал ему, прозрев внезапно –
И снова утро… В горле – ком.
И для потомков, вероятно,
Я тоже стану тусклым сном…
Тихо подкрался так час угрюмый.
Что ты мне шепчешь, забытый друг?