Прыгаю через несколько ступенек, а потом – через целый пролёт. Один, второй… Это легко. Главное, как следует ухватиться за перила. Перед тем, как приземлиться, ловлю короткое чувство невесомости. Соприкосновение ног с бетоном сопровождается бульканьем воды в желудке. Жаль, что я живу всего лишь на третьем. Распахиваю дверь подъезда. На площадке меня давно ждёт Анька. Привет, соскакивает она с качелей. Наконец-то, давай быстрее, там большие нашли голубя! Мы бежим со всех ног к пятиэтажке и облезлой лазилке перед ней. Вдруг уже унесли, беспокоится Анька, чё ты так долго? Скажи спасибо, вообще выпустили обратно, отвечаю я. Моей маме не нравится загонять меня домой. Тому есть причина: с первого раза я никогда не иду. Со второго тоже. И ей трижды приходится высовываться в окно и громко кричать: Тоооня, домооой! Поэтому она принимает любое моё раннее возвращение за преждевременную капитуляцию и старается удержать преимущество.
Мы подбегаем к лазилке. Больших там уже нет, они сидят на карусели в самом углу площадки и о чём-то спорят. В нашу сторону никто не смотрит. Анька обшаривает глазами траву вокруг. Вот он, не унесли, она бросает на меня радостный взгляд и усаживается на корточки рядом с серым комочком перьев. Я сажусь рядом. Анька осторожно трогает голубя пальцем, тот вздрагивает, и она одёргивает руку. Живой, выдыхаю я. И мне становится его очень жалко. Он должен летать, а не лежать тут в траве. Потому что даже я могу испытывать чувство полёта, когда скачу через ступеньки в подъезде. А он? Надо помочь ему взлететь, читает мои мысли Анька, он обязательно оживёт и начнёт махать крыльями, если окажется в воздухе. Точно, воодушевляюсь я: как божья коровка вчера. Анька подхватывает: да, сначала притворялась мёртвой, а потом вон как улетела. Только я боюсь брать его в руки, она смотрит на голубя и задумывается, высоко нам его не подбросить. Мы почти одновременно смотрим на лазилку.