Читать Киндеркрадец

Киндеркрадец

В большей части европейских культур высокий уровень детской смертности находил свое отражение в образе Похитителя Детей – персонификации, прообразом для которой часто служили дискредитированные христианскими учениями языческие божества и духи. Черная Аннис, Зеленозубая Дженни, Колодезная Пег, Баба-яга и Грюла – разные имена одного и того же мифа, главной задачей которого являлось освобождение родителей от ответственности за гибель собственных чад. Также Похититель Детей как символ имел поучительную и показательную функцию. Когда выживание общины становится во главу угла, именно мифологический аспект позволял справиться с психологическим барьером, представляя собой одновременно и прецедент, и руководство к действию.

О. Цвитанович. Исследование тенденций мифотворчества в средние века.

***

– Это не мой сын! Это не мой сын, мрази! Где мой мальчик?

Игорь Мальцев сидел на холодной металлической скамейке, зажимая уши руками, но безумный, отчаянный крик прорывался сквозь ненадёжную преграду, наполнял мозг дребезжащим раздражением. Наконец следователь не выдержал и взорвался, прикрикнул на стоящего в дверях с глупым видом опера.

– Чего застыл, сержант? Глаза протри, не видишь, у неё истерика?

– Так опознание…

– В жопу опознание, в следующий раз теперь! Выведи её из морга на хер! – от звука собственного голоса череп грозил расколоться надвое, явив и младшему сержанту, и рыдающей женщине в пальто, надетом на ночнушку, содержимое черепной коробки Мальцева.

Рослый опер поспешил выпроводить продолжавшую стенать бабу из морга. Та несколько раз пыталась вырваться, толкала стража закона под локоть, но всё же медленно приближалась к выходу.

Убедившись, что источник шума исчез за дверью, следователь направился в секционную.

– Ну что, Григорий Ефимович, начнём?

– Не напоминай, самому тошно, – пожилой судмедэксперт затушил окурок в кювете и вернул маску с подбородка на лицо.

На хирургическом столе лежало, скрючившись, маленькое тельце. Когда Мальцев в первый раз увидел трупик, ему сразу вспомнились передачи по «Рен-ТВ» о Розуэлльском вскрытии и Кыштымском карлике. Не получалось поверить, что это иссушённое, покрытое потрескавшейся кожей создание с огромной головой когда-то было весёлым мальчишкой с фотографий из ориентировок.

– Где же вы его откопали?

– Не поверите, – ответил Игорь, глядя перед собой в пустоту; перед глазами висела скорчившаяся тень в световом коробе. – Люди ходили, по сотне человек мимо – никто ничего не видел. Тень и тень, подумаешь. А его, оказывается, прямо под афишу запихали, на автобусной остановке, рядом с Тимирязевской.

Григорий Ефимович только покачал головой, стараясь не вникать – кто знает, когда Бездна захочет заглянуть в тебя. Мальцев же отстранённо следил за движениями скальпеля, даже не воспринимая существо на столе как человека. Это было похоже на куклу, на мумию, на что угодно, но не на шестилетнего ребёнка. Впечатление нереальности происходящего только усиливалось тем, что от трупа невыносимо несло смесью запахов дерьма и карамели, словно из циркового шатра.

– Предполагаемая причина смерти – обезвоживание, двое суток, не больше. Трещины на коже и губах, глазные яблоки неэластичны, – сухо констатировал медик. Раздался визг трепана, и анамнез «пациента» вскоре был дополнен. – Объём спинномозговой жидкости ниже нормы, типичное для патогенеза вклинение ствола головного мозга.