⇚ На страницу книги

---

К Рылееву[2]

Он привстал с канапе,[3]

Он понюхал ране,[4]

Он по комнате вдруг зашагал,

Подошел он к бумаги стопе

И «Поэма»[5] на ней написал.

Вот приходит Плетнев,[6]

Он певец из певцов,

Он взглянул, он вздрогнул, он сказал:

«За возвышенный труд

Не венец тебе – кнут

Аполлон на Руси завещал».

1823 или 1824 (?)

Эпиграмма на Жуковского[7]

Из савана оделся он в ливрею,

На пудру променял лавровый свой венец,

С указкой втерся во дворец;

И там, пред знатными сгибая шею,

Он руку жмет камер-лакею[8]…

Бедный певец!

1824

Михаил Тверской[9]

В темнице мрачной и глухой

Ночною празднею порой

Лампада томная мелькает

И слабым светом озаряет

В углу темницы двух мужей:

Один во цвете юных дней;

Другой, окованный цепями,

Уже покрыт был сединами.

Зачем сей старец заключен

В твоих стенах, жилище страха?

Здесь век ли кончить присужден,

Или ему готова плаха?..

Не слышно вздохов на устах,

И в пламенных его очах

Божественный поной сияет.

То к небу взор он подымает,

То с нежной грустию глядит

На сына, полного печали,

И так в утеху говорит:

«В слезах довольно утопали

Твои глаза, друг добрый мой;

Пора расстаться мне с тобою

И Михайловой главою[10]

Купить отечеству покой.

Всегда будь верен правде, чести.

И если хочешь, чтоб венец

Имел веселью твой отец,

Оставь врагов его без мести…»

На площади народ шумит

В столице хищных, злобных ханов,

России яростных тиранов;

Он с зверской радостью глядит

На труп, весь ранами покрытый.

Над ним, отчаяньем убитый,

Младой князь слезы горьки льет.

Свои власы, одежду рвет,

Татар, Узбека укоряет

И бога мести призывает…

Он внял ему, сей сильный бог,

Россиянам восстать помог

И снял с лица земли тиранов:

Их город стал жилищем вранов;

Иссохли злачные луга,

Ослабла в брани их рука,

И, пораженные слугами,

Они их сделали рабами.

<1824>

Шебутуи[11]

(Водопад Станового хребта)

Стенай, шуми, поток пустынной,

Неизмеримый Шебутуй,

Сверкай от высоты стремнинной

И кудри пенпые волнуй!

Туманы, тучи и метели

На лоне тающих громад,

В гранитной зыбля колыбели,

Тебя перунами поят.

Но, пробужденный, ты, затворы

Льняных пелен преодолев,

Играя, скачешь с гор на горы,

Как на ловитве[12] юный лев.

Как летопад из вечной урны,

Как неба звездомлечный путь,

Ты низвергаешь волны бурны

На халцедоновую[13] грудь;

И над тобой краса природы,

Блестя как райской птицы хвост,

Склоняет радужные своды,

Полувоздушных перлов мост.

Орел на громовой дороге

Купает в радуге крыле,

И серна, преклоняя роги,

Глядится в зеркальной скале.

А ты, клубя волною шибкой,

Потока юности быстрей,

То блещешь солнечной улыбкой,

То меркнешь грустию теней.

Катись под роковою силой,

Неукротимый Шебутуй!

Твое роптанье – голос милой;

Твой ливень – братний поцелуй!

Когда громам твоим внимаю

И в кудри льется брызгов пыль, —

Невольно я припоминаю

Свою таинственную быль…

Тебе подобно, гордый, шумной,

От высоты родимых скал,

Влекомый страстию безумной,

Я в бездну гибели упал!

Зачем же моего паденья,

Как твоего паденья дым,

Дуга небесного прощенья

Не озарит лучом своим!

О жребий! если в этой жизни

Не знать мне радости венца, —

Хоть поздней памятью обрызни

Могилу тихую певца.

Май, 1829

Часы[14]

И дум и дел земных цари,

Часы, ваш лик сияет страшен,

В короне пламенной зари,

На высоте могучих башен,

И взор блюстительный в меди

Горит, неотразимо верный,

И сердце времени в бесчувственной груди

Чуть зыблется приливом силы мерной.

Читать дальше

---