– Сегодня ты превзошла саму себя, – похвалил рен Фейрех, подбирая остатки подливы куском хлеба.
Отправив его себе в рот, прожевал, жмурясь от удовольствия.
– Эх, были бы ваши Лоханки поближе к столице, – продолжал он сыпать соль на рану. – А так и останешься тут прозябать. Последний раз предлагаю – полный пансион, десять монет в месяц, неделя отпуска…
– Не могу я Лоханки бросить, – буркнула я, забирая пустую тарелку. – Рен Фейрех, если бы вы дали моей таверне звезду…
– Вот и я не могу, – с удовольствием отказал он. – По-хорошему, я бы тебе сразу три влепил. Такого вкусного жаркого даже в моем Павлине не подают.
– Именно, – рассердилась я, чувствуя, как щеки загорелись от прилившей крови. Я терпеть не могла умолять, но от этого мужичка с круглыми щечками зависело мое будущее. – Хромой Единорог – отличное заведение. Если бы вы дали хотя бы одну звезду – я не прошу три – внесли бы в реестр, в Лоханки потянулись гости…
– Условия, – назидательно поднял указательный палец рен Фейрех. – В золотой реестр едален заносятся лучшие таверны исконных городов, то бишь тех, где живет хоть один носитель древней крови. Это не с неба взятое правило. В реестр попадают заведения, в которых, теоретически, мог бы отобедать Владыка. Каждый год он ездит по стране с визитами к исконным вассалам. В ваших Лоханках есть такой?
Он смотрел на меня блестящими глазками, ожидая ответа, но я молчала.
– Может, ваш городничий, который выглядит так, будто его побили пыльным мешком, на самом деле ворожбит? А может, вон та компания лесорубов, – он кивнул на столик в углу, за которым, сосредоточенно перемалывая челюстями мясо, ели четверо мужиков, – никакие не лесорубы, а, допустим, вервольфы? Или ты, милая Кэйтлин Тут, скажем, дракон?
Он мелко засмеялся, так что его рыжая бороденка, испачканная подливой, затряслась, и я нехотя ответила:
– Нет.
– Вот и я говорю, – важно кивнул рен Фейрех. – Нет, милая Кэти. Я не могу дать звезду твоему Единорогу, но снова предлагаю работу. Бросай эти Лоханки! Что ты вцепилась в них, как клещ в пёсье ухо? Тут даже женихов подходящих нет. А годы идут, женский расцвет короток, – его маслянистые глазки пробежались по моей фигуре. – Эх, был бы я холостой…
Я оперлась локтями на стойку, устроив подбородок на сплетенные в замок пальцы, и отвернулась ко входу, где послышались приближающиеся голоса. Кто бы это мог быть? Обеденное время заканчивается, и все, кто хотел, перекусили в славной таверне «Хромой единорог».
– Здесь мой дом, работа, – задумчиво сказала я. – Лоханки – чудесное место.
– Болото, – припечатал рен Фейрех. – Никакого движения. Застой, гниль и скука. Послушай меня, милая Кэти, я желаю тебе только добра…
– Едет! – выкрикнул городничий, вламываясь в таверну, так что тяжелая деревянная дверь с грохотом впечаталась в стену.
– Кто едет? – спросила я, выпрямляясь и чувствуя, как сердце заколотилось быстрее.
– Ссыльный, – выдохнул городничий, подходя к стойке, и я налила ему полную чашку клюквенного морса и придвинула тарелку крендельков. – Гарольд Шпифонтейн собственной персоной! Вы только подумайте! Полсотни лет ни одного ссыльного, даже самого завалящего, а ведь каждый раз это способствовало безудержному росту города, промышленности, культуры…