Я лысая. Стою в пустой комнате и не понимаю, что делать дальше. Кто я? Я ли это? Так страшно делать первый шаг. Особенно, когда не знаешь, что за дверью. Когда не знаешь, стоит ли вообще к ней прикасаться. Дальше ничего нет. Я не могу больше плыть. Я падаю? Это страшно принять, но старое мясо прошлого содрано с глянцевых костей – и вот настоящая Я. Та Я – которая все это время сидела внутри. Та – которая боялась саму себя. Но легче не стало. Теперь я боюсь себя больше чем когда-либо.
Стерильно белая, то ли камера, то ли палата без окон, вмещала в себя только койку от стены до стены, стул и раковину с зеркалом у входа. "Я уверен – у тебя миллион вопросов. Именно поэтому я тут." – Человек С Усами сел на стул напротив моей койки и внимательно посмотрел мне в глаза. В моей голове действительно роилось множество вопросов, но я ответила очень сухо: "Зачем вам это?». Он усмехнулся, сел по удобнее на жестком деревянном стуле и продолжил:
– Хороший вопрос, я надеялся, что ты спросишь именно это. Мир меняется, как раньше уже не будет – ты и так это знаешь. Но я не хочу заставлять вас жить в новом мире, если он вам не нравится. Не хочу, чтобы страдали люди которым просто не подходит новый мир.
От этих слов по телу побежали мурашки.
– «Свобода – это рабство?» 2– мне вдруг стал ясен смысл этой цитаты, и я улыбнулась. Представляю, на сколько безумной могла показаться эта улыбка со стороны. Затем, я вдруг вспомнила всех, кого знала – погибавших один за другим, не желая жить в этом новом мире; никто не спрашивал, чего они хотят, никто не давал им выбор. Человек С Усами не придал значения буре эмоций, плясавших на моем лице, и продолжил таким же ровным голосом:
– Как я уже говорил, моя компания помогает таким как ты. Пусть мы не можем дать вам возможность жить так как вы хотите, но здесь вы хотя бы сможете спокойно умереть.
– Что получите вы?
– Ничего.
– Почему я должна вам верить? Вы же один из них?
– Да, я один из них. Я строю новый мир. Но мы цивилизованные люди, а не дикари какие-нибудь. Вы тоже люди и имеете право на собственное мнение.
– Поэтому все вокруг пытаются нас убить?
Он встал со стула, нервно поправил очки, вдруг сел обратно и быстро заговорил:
– Мы не пытаемся вас убить. Мы цивилизованные люди. Но те, кто не подключатся к общей сети – просто не смогут существовать в этом мире. А вы добровольно отказываетесь от этого. И это, конечно, ваше право. Да, существуют организации, которые применяют разные чудовищные методы – но не мы. Мы сделаем все аккуратно. После подписи всех документов у тебя будет три дня, ты сможешь передумать в любой момент. А ещё три желания, я не говорил? Мы выполним три твоих желания, если они будут в наших силах. А если ты не передумаешь, то на четвертый день тебе сделают инъекцию, и ты уснёшь. Тебе даже не будет больно.
– «Нет ничего хуже в жизни, чем физическая боль?»3 – в такие моменты нет ничего более нелепого, чем цитировать книги. Он снова серьезно посмотрел мне в глаза. Желание помочь и чувство вины граничило с безумием. Я не хочу принимать этот новый мир, а он в свою очередь не хочет принимать меня. У меня нет выбора. Да и умереть тут – не самая страшная участь.
– А что станет с телом? Вы пустите меня на органы или еще куда-нибудь?