⇚ На страницу книги

Читать Возвращение Ангела

Шрифт
Интервал

Сон Жени. Натура. Лесополоса. Режим.

…Волк бежал краем леса…

…Где-то за облаками угадывалась луна. Но и солнце за горизон-том – тоже. Наверное, по этой причине всё вокруг казалось таким

неестественным: и слишком низкие тучи, и чёрная, будто выгорев-шая, трава, и сам волк, зависший в отчаянном прыжке между небом

и землёй, на грани дня и ночи…

Тюрьма. Камера.

Но это – сон.

Потому что тело волка как-то незаметно (наверное, из наплыва

в наплыв) оборачивается очертаниями человека, спящего на тесной

железной койке. Слышно, как он стонет или, может быть, даже плачет, зарывшись лицом в подушку…

Сон Жени. Натура. Лесополоса. Режим.

…И опять в кадре волк.

…Внезапный выстрел разрывает тишину не наступившего ещё дня.

…Человек на койке закрывает ладонями уши…

…Ещё один выстрел… Потом – ещё. И ещё… И все они

попада- ют в цель – в волка.

…Роняя изо рта пену, окрашенную кровью, он, непонятно, как, продолжает свой странный, стремительный бег…

Тюрьма. Камера.

Но после каждого выстрела кричит человек. Громко, как зверь.

Долго и протяжно… И просыпается от своего же крика…

Идут вступительные титры фильма (игровые).

Первая серия.

Тюрьма. Камера.

…Звякнули ключи в чьих-то руках, заскрежетал замок, громко

хлопнула где-то металлическая дверь. «Подъём!» – знакомый, с хрипотцой голос.

Привычные звуки медленно возвращают его к реальности.

Тюрьма. Камера-одиночка. Кровать вбита в бетон. Стол, стул

– тоже в бетон. Умывальник. Унитаз. Гладкие, слегка запотевшие

стены, покрытые толстым слоем масляной краски

неопределённого цвета. Окошко где-то под потолком. Всё как

обычно.

Но это – «вышка». Камера смертников.

– Ангелин! Подъём! – ещё раз кричит дежурный.

На этот раз лично ему, заглядывая в глазок.

И начинается новый день. Как новая жизнь. И надо жить.

Сколько? Одному богу известно. И он, прежде чем начать жить, подходит к окну, точнее, к стене, в которой оно пробито, и, далеко

откидывая голову, пытается рассмотреть небо…

…Моется долго, время от времени задумываясь, глядя ку-да-то вдаль. Потом снова склоняется над краном.

«Завтрак!» – раздаётся за дверью всё тот же голос. Дежурный

заглядывает в «шнифт», и откидывается окошечко «кормушки».

…На столе дымится тарелка с баландой. Он отодвигает

её от себя и задумчиво мнёт в руке ломоть вязкого чёрного хлеба…

Ест он, тоже не торопясь. А куда спешить? Теперь, чем медленнее, тем лучше. Так ему кажется.

После завтрака – ещё одна процедура, тоже привычная.

Снова щёлкает окошко в двери, и чей-то голос спрашивает:

«Есть жалобы? Просьбы?». Он нарочно тянет с ответом, будто думает. «Ну, где ты там?» – нетерпеливо стучит задвижкой дежурный. И

только тогда он произносит едва слышно:

– Жалоб нет.

Окошко закрывается.

Здесь завершаются вступительные титры, и на этом фоне вместе

со скрежетом захлопнувшейся задвижки появляется титр: 2

Вышка

Коридоры тюрьмы.

…Его ведут длинными лабиринтами коридоров, переходов, лест-ничными пролётами. Один конвойный рядом, пригибая его лицом

почти к самому полу, другой – сзади. Руки не просто за спину, а в наручниках.

Его ждёт следователь.

Комната для встреч со следователем.

Наручники в комнате перестегнули: один конец зацепили за

ножку стула, вбитого в бетон пола, другой – за одну руку

заключенного. Следователь молча кивнул оставшемуся в комнате