У меня всегда был иррациональный страх обнаружить в волосах жвачку. Вообще волосы всегда были моей гордостью, но вы не думайте, что эти сияющие на солнце пшеничного цвета кудри такие просто сами по себе, как бы не так. Несмотря на довольно хорошую наследственность, за волосами я следила с тринадцати лет: проводила за мытьём и другими процедурами не один час в душе, делала массаж головы, чтобы улучшить кровообращение, тратила деньги на масла, маски, сыворотки, бальзамы и прочую дрянь. А попробуйте ещё сохранять человеческий вид волосам, когда финансовые проблемы в семье достигают пика, а у тебя остаётся только мыльная водичка в пустой бутылке из-под «Хэд энд Шоулдерс». Также моей гордостью было то, что я никогда не использовала химические процедуры, да и дорого это было для меня и моей семьи. Так что моя борьба за красивые и сильные волосы сделала меня невероятно трепетной по отношению к ним.
И вот теперь она сидит на заднем сидении машины. И вот теперь, после какой-то оглушительной ссоры из-за её задания по литературе, она смачно чавкает, набирает слюну, надувает пузыри, причмокивает и снова чавкает с жвачкой во рту. Я чувствую эту жвачку всеми клеточками своего тела, звуки, которые она издаёт, становятся похожими на китайскую пытку, когда капли воды с периодичностью капают тебе на темечко, а ты постепенно сходишь с ума. Мне кажется, она чувствует мой страх, чувствует, что я слабее, чем она. И снова огромный ком жвачки перекатывается из её правой щеки в левую и обратно. Я почти ощущаю, как её слюна обволакивает этот мягкий розовый ком, как язык толкает его к нёбу, и вот уже близко мой затылок…
Кто-то сигналит сзади, раздаётся визг тормозов, наша машина делает крутой поворот и останавливается, врезавшись в ближайший фонарный столб. Оглушает звук разбитого стекла и металла. Затем приходит невесомость – машина начинает переворачиваться. Дыхание перехватило, я не верила своим глазам, мир переворачивался в буквальном смысле этого слова. За кюветом – приходит пустота. После одного полного оборота машина застревает где-то на склоне, метрах в тридцати от серпантина.
Если бы я была жвачкой, я бы предпочла спрятаться где-то в её дыхательных путях.
Слева слышу выразительные ругательства на другом языке, не на том, на котором я генерирую великолепные и изощрённые мысли о продолжении трагической истории жвачки и дыхательных путей его дочери.
Я была так увлечена развитием событий, происходивших сейчас в моей голове, что не заметила, как вся сила удара пришлась на правую сторону, то есть на меня: почти полностью снесло пассажирскую дверь и, конечно, основание двери вонзилось мне в ногу. Я смотрю налево. Причина, по которой я терплю все её выходки, сидит рядом, невредимая. Ни царапинки, на первый взгляд, я молюсь, чтобы он не получил повреждение серьезнее, например, внутреннее кровотечение. Я тяжело дышу, боль приходит резко, мне становится плохо от вида моего разорванного бедра. Кажется, это мышцы, а что если перелом бедра… Господи…
Я уже в каком-то тумане слышу, как он кричит её имя. Всё окутывает розовая пелена, такая же розовая, как жвачка у неё во рту. Моей последней мыслью было:
«Теперь никто мне не поверит, что она сделала это специально».