Машина стояла во дворе.
Нет, не так!
Моя! Новая! Машинка! Стояла! Во дворе!
– Ключи, документы, – передал мне Данила Евгеньевич свидетельства собственности на джипик.
Маленьким. Отполированным до блеска. Черненьким чудом с огромным розовым бантом, привязанным к водительской двери.
– Круто! – восхищенно протянула, пристроившись рядом со мной, Юля. – Дашь покататься?
– Юля! – одернул ее Данила Евгеньевич.
Я только засмеялась. И ведь знала, что меня ждет подарок, но забыла. Как-то все вылетело из головы.
Последняя неделя выдалась неспокойной. Но это если не сравнивать ее с той, что была до нее.
А так…
В мою курточку, в которой ходила в ночной клуб, была вшита камера. Запись велась с момента, как я вышла из дома в тот злополучный вечер, и до самого приезда следователя, когда Андрей ее отключил.
Мне и так ничего особо не грозило – операция проводилась стрелковым клубом совместно с полицией и была одобрена Трубецким-старшим, запись же сняла даже малейший намек на обвинения.
А они могли быть. Внучка князя Ушакова! Андрей проговорился, в какой тот находился в ярости, когда узнал, что именно инкриминируют Антонине. Употребление магических наркотиков, серия убийств…
На записи моего лица не было. Допрашивали в стрелковом клубе, чтобы исключить малейшую возможность утечки информации. В материалах дела фигурировали лишь мои инициалы.
Единственные из тех, кто мог «сдать», – Антонина и парень, ставший ее сообщником.
Но ни она, ни он ничего сказать не могли. Распад личности. По словам Людмилы Викторовны, счет в их случае и так шел на дни, а ранение и факт задержания послужили толчком для схода лавины, окончательно убив тех, кем они были.
Ну а Светлана…
Невольная жертва, невольная соучастница, обеспечивавшая не только контакт с девушками, но и алиби. Она и так была не в себе, что я заметила еще в больнице, а после откровений, как именно ее использовала Антонина, полностью перестала осознавать реальность.
Страшная история.
История, которой могло не быть, если бы…
Наркотик, который принимали Антонина и ее парень, разрабатывался в фармкомпании, принадлежавшей Ушаковым.
Естественно, не как наркотик, а как препарат, улучшающий когнитивные функции у пожилых людей. Когда стало понятно, какими могут быть побочные эффекты, проект закрыли, а все наработанное – утилизировали.
Как оказалось, не все.
Об этом рассказал Трубецкой-старший. Естественно, лишь после того, как устроил нам всем головомойку.
Как он кричал!
Было страшно. Он хоть и крепок телом, но столь сильное волнение не очень полезно для мужского организма, о чем я ему и поведала.
Лучше бы молчала.
Второй его заход выглядел еще более драматично. Для нас.
Оставшиеся до начала учебы дни я проводила либо в стрелковом клубе – как выразился Андрей, восстанавливала форму, либо вместе с Данилой Евгеньевичем и Людмилой Викторовной в академии. Юля тоже занималась повышением своей квалификации – писала цикл статей о простых людях.
Моя идея, но я даже не думала, что Юля ею воодушевится. И если первая заметка явно была написана из-под палки – не чувствовалось в ней души, то следующая уже воспринималась иначе. Искренне.
Парням тоже досталось. И первое, что до них попытались донести, была мысль об ответственности. Не за самих себя, за нас с Юлей.