⇚ На страницу книги

Читать Сказка о Василии-царевиче и Царевне-Лягушке

Шрифт
Интервал


* * *

– А я сказал, будешь!

– Надоело. Не хочу.

– Я и слов твоих не слышал и того, как ты ножкой изволила на родного отца топнуть, не видел.

– Ну батюшка! Ну ба-а-тюшка! Ты ведь со мной тоже никогда раньше так не разговаривал. Ну пойми ты меня, мы же с тобой всегда понимали друг друга!

– То-есть, ты умудрялась настоять на своём?

– Что же ты всё сердишься да сердишься! Ну обними хоть меня.

– Я не сержусь, я гневаюсь. И не подлизывайся. Из меня верёвки не совьёшь. Если ты не научишься грамотно выходить в астрал, если не сумеешь медитировать по всем правилам Ковена, так и останешься захолустной ведьмочкой.

– Ну и останусь. Не особо-то и нужно.

– И дар твой запечатывать придётся. Сама понимаешь, если тебя сорвёт, никому мало не покажется.

– Сам бы в том болоте посидел! Недорого я бы дала за твою хвалёную невозмутимость. Там же от тоски сдохнуть можно!

– Это ты отцу?

– Это я риторически. Ну сам посуди – сижу и сижу, сижу и сижу и ничего вокруг не происходит. Скоро я взаправду комарами питаться начну, мухами закусывать.

– Ага, и квакать по ночам. У ведьмы выдержка должна быть стальная. И нервы железные.

– Как у тебя?

– Ну, если уж я с тобой разговоры веду, а дворец наш ещё цел, то нормальные у меня нервы.

– Сам говорил, что я в прабабку пошла.

– Ты мне зубы прабабкою не заговаривай. То было давно и быльём поросло. Сколько же она прапрадеду нервов помотала, крови попортила! А представь, он бы тогда не выдержал, сорвался? Тут от всех тридевятых и тридесятых царств-государств горстки пепла не осталось.

– Батюшка, ты мне это сто раз уже говорил.

– Так послушай в сто первый, раз с сотого не поняла. Думаешь, моё терпение беспредельно? Или ты забыла, кто твой отец?

– Как тут забудешь. Кощей ты у меня, папочка. Бессмертный. За нумером осьмым. И срываться тебе нельзя, и гневаться нельзя. А с такой дочкой поди не сорвись.

– Избаловал я тебя.

– Избаловал ты меня.

Не могу я больше в тине сидеть. Я не медитировать научусь, я выть не хуже баньши научусь. Я с тоски за первого встречного царевича выскочу. Вон, хоть за Василия – чем не жених?

У них ведь скоро не то смотрины, не то стрельбище.

– Я те «выскочу»! Я те «выскочу»!

– Батюшка-батюшка! Успокойся! Ну пошутила я. Неудачно!

– Эти умники, дормидонтовы советнички, удумали древнюю традицию возродить! Они бы прадеда моего про ту традицию расспросили. Уж он много бы мог им рассказать. Приятного.

– Что ж за традиция такая?

– Сама, небось, не хуже меня знаешь. Чем по любви царевичей сговаривать, чем политические задачи матримониальным образом решать, чем всякие тонкости взвешивать, да учитывать, не проще ли положиться на судьбу? Выйти во чисто поле с верным луком тугим да и пустить стрелу калёную не пойми куда.

Мол. в кого та стрела попадёт, та и невестой царевичу станет.

– Ага, если выживет.


– Ведь, не приведи судьба, достанется тебе такое сокровище. То ковёр ему сотки, то пирог испеки, будто не жену себе выбирает, а ткачиху-повариху.

А потом, уж не по дури теперь – по традиции, шкурку твою лягушачью сожжёт.

– Батюшка, да не нужен мне тот царевич, сам знаешь, мне Финист в сердце запал.

– Да нет его, твоего Финиста. Выдумка только и есть. Одна мечта непутёвая. Воображаемый объект.

– А если этот, который царевич, ну, Василий, если вдруг он попадёт?