***
Она захлебнулась в своем горе.
Поэтому Наташа не устроила скандал. Не было сил. В голове что-то противно пульсировало, пыталось взорваться. Возможно это мечты, которым не суждено было сбыться. Возможно, любовь, которую закипятили на огне. Она булькала огненной лавой, лопалась пузырями и обжигала сознание.
Все прошло тихо и мирно. Без крика, без истерик, без битья посуды и его чисто выбритого лица.
Все прошло без шума. А все потому, что она не умела шуметь и кричать. Не умела ругаться, биться в истерике и бить посуду, а лицо, тем более.
Виной тому не только воспитание, но и ее слабохарактерность, или что-то в этом духе. Она не знала, как это называется, но оправдывала себя и свою бездеятельность тем, что не была в подобных ситуациях никогда и поэтому не знала как себя вести. И тем более совершенно не была готова к такому повороту событий семейной жизни.
Вечером, она как всегда, приготовила ужин и долго сидела на кухне. Ждала. А он все не приходил. «Задержали на работе» – думала она. Звонить не стала, чтоб не отвлекать. Но, когда переживания распахнули свои липкие объятия, Наташа набрала номер Миши. Вместо него говорил женский голос, сообщал, что абонент недоступен. «Попал под машину» – Наташа провалилась в ужасные предчувствия. Но все оказалось намного хуже.
Он вернулся почти в полночь и сообщил, что уходи от нее. К другой женщине. Добавил еще, что очень сильно ее полюбил, «аж до безумия». Нет, он не так сказал.
Он сказал:
– Я люблю ее до умопомрачения. Я думаю только о ней. Всегда. Понимаешь? Всегда. – Он бросил рубашку в растопыренную пасть дорожной сумки, ехидно оскалившейся зубами молнии, и пояснил – когда ем, когда работаю, когда ночью сплю… с тобой. А думаю и мечтаю о ней. И я понял, что так больше продолжаться не может! Я хочу быть только с ней. Да и вообще, Натусь, что это я, как последняя сволочь тебя обманываю и обманываю. Самому тошно.
Она присела на край кровати – ноги ее не держали, подкосились – а он все кидал футболки, майки и рубашки в сумку, нисколько не переживал о том, что они мнутся и что их опять придется гладить.
– Ты только не вздумай плакать, Натусь, и не сиди такая бледная. Смотреть на тебя страшно. – Он легонько подтолкнул ее в плечо – иди на кухню, попей водички.
– Не хочу – соврала она. Она почувствовала слабость. Мелкая дрожь прошлась по мышцам ног. Она машинально схватила себя за локти, боясь выдать наступление нервного срыва.
– Как хочешь, только не плачь.
Зеленую футболку, которую Наташа купила ему на прошлой неделе, он еще ни разу не надевал. Он покрутил ее в руках и небрежно закинул обратно в шкаф. С заметным чувством облегчения он избавился от нее, как от бабушкиного свадебного платья, найденного в сундуке на чердаке. Вещь ненужная – никогда не пригодится. Этот жест красноречиво и болезненно сообщил о том, что он хочет порвать с ней отношения и со всеми воспоминаниями, связанные с ней. Ее как будто отхлестали по лицу. Она тихо заплакала от обиды. От обиды за то, что он уходит, за то, что уходит к другой, за то, что не берет вещи, которые она ему подарила. И за то, что она тоже, как бабушкино свадебное платье – никому ненужное.
Он повернулся к ней и всплеснул руками:
– Чего ты ревешь? Я же просил тебя не реветь.