⇚ На страницу книги

Читать Алькина война

Шрифт
Интервал

Мы знаем только то, что удерживаем в памяти.

Софокл


Наивный Алька. Он еще не знал, что война еще не закончилась для него… что она не закончилась ни для него, ни для всех людей, живущих на земле, и будет продолжаться еще долго, переливаясь из одной страны в другую, из одной войны в другую, охватывая весь земной шар и выходя за его пределы… что война – это крайнее выражение борьбы, необходимой для жизни, а жизнь – это борьба за совершенство, такая же необходима для жизни, как и многие утопии, которое человечество хотело достичь и не смогло… Что уже сейчас, в окончании этой войны в мире начинается новая, еще не известная людям большая война, которой позже в человеческой истории будет дано новое название, которая перерастет в другие войны.

И в истории человечества будут еще войны: пропагандистские, агитационные, потребительские, манипуляционные, экономические, информационные, социальные, логистические, гендерные, сетевые и многие другие, названия которым еще не придумано.

И его, именно его личная Алькина война в этой борьбе за познание и совершенство мира только еще начинается…

Часть 1.

1. Открытие мира.

Многого Алька просто не помнил, не мог помнить. Не помнил, как родился в живописном городке в центре России, основанном еще при Демидовых, в небольшом одноэтажном здании роддома, напоминавшим своим фронтоном маленький греческий храм. Не помнил, как через полгода вся семья переехала в Харьков – отцу предложили работу на крупном авиационном заводе. Не помнил, как началась война, и их семью вместе с другими семьями эвакуировали заводским эшелоном на Урал, сначала в Троицк, затем дальше в Челябинск. Не помнил паровозов, путей, бомбежек, крика людей и своего собственного плача, не помнил, как скитались они с места на место в Челябинске в поисках жилья, пока, наконец, ни обосновались на окраине города рядом с каким-то заводом в длинном бревенчатом бараке, похожем на большую коричневую гусеницу, вросшую в землю.

Все это он узнал позже из рассказов матери и сестры; как радостно и с надеждами жилось до войны в Харькове, как они долго, почти два месяца, ехали в эшелоне в теплушках – небольших деревянных вагонах, предназначенных для перевозки скота, но наскоро оборудованных для перевозки людей; жили несколькими семьями, на нарах в два ряда по высоте вагонов. Мать рассказывала, как по очереди каждая из семей варили пищу на буржуйках, как немцы бомбили эшелон, и все бросались прятаться из эшелона под насыпь, в поле, как его восьмилетняя сестра Рита чуть ни отстала от поезда, когда на долгой остановке на какой-то станции увела местную детвору рассматривать на запасных путях разбитые самолеты… Как для Альки, чтобы не скучал в отсутствии игрушек, повесили под верхние нары его любимые соски, взятые из Харькова, и Алька, уже пытаясь ходить, с удовольствием вылавливал висевшие сверху мягкие колокольчики прямо ртом, чем веселил всех соседей по теплушке.

Приехав в Троицк, куда эвакуировали завод, они чуть не погибли втроем: мать, Алька и Рита. Мать, не знавшая как топить печи углем, закрыла печную трубу, когда потемнели угли, не обратив внимание на синие огоньки – горение угарного газа, и уложила всех спать. Их спас случай: отца отпустили с вечерней смены чуть раньше, и он, придя домой и застав всех в обморочном состоянии, вынес их из дома на свежий воздух и начал делать искусственное дыхание. Местные жители говорили, что еще несколько минут и никто бы из них не остался в живых.