⇚ На страницу книги

Читать Взгляд со дна

Шрифт

Интервал

Редактор серии В. Горюнова

Оформление серии Е. Петровой

В коллаже на обложке использованы фотографии:

Во внутреннем оформлении использована фотография:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Часть первая

Когда убивают твою маму, детство обмирает мошкой в янтаре и с каждым днем неудержимо ссыхается, становясь все меньше, чтобы однажды ты не смогла различить его совсем. Тогда и боль уйдет. Возможно… Только мне еще долго брести до той минуты просветления, в которой прошлое станет неразличимым и солнечный мамин смех затихнет навсегда, перестанет будить меня в пустой квартире: «Сашка, любимочка моя, проснись…»

А ведь тот майский день обещал быть легким, как дрожащий луч, просочившийся сквозь тонкую щель вертикальных жалюзи. Он щекотал пылинки, и они кувыркались в воздухе, хихикая так нежно, что грубое человеческое ухо не улавливало невесомые звуки. В потоке света шла своя увлекательная жизнь. Я наблюдала за ней, проснувшись, но лишь чуть-чуть приподняв веки. Не было никаких зловещих знаков… Как можно было догадаться, что маме остается жить несколько минут?

Этой ночью ее голос еще вспыхивал в углах, притворяясь лунными отсветами, шелестел широкими листьями старого тополя, который обкорнали прошлым летом до состояния столба, и мама горевала вместе с ним. А весной дерево упрямо зазеленело – надо ли говорить, что у нас дома был праздник по этому поводу? Мы выпили буквально по глотку вина (мама разрешила мне впервые!), но этого хватило, чтобы эйфория закружила нас по комнате, за окном которой упрямо выживал тополь.

А мама не выжила.

Она была единственным человеком, не замечавшим того, какое круглое и смешное у меня лицо с шариком носа и выступающим подбородком. Ей все во мне казалось ужасно милым… Даже вечно торчащие в разные стороны светлые перья вместо волос и рост щуплой девочки-подростка. У нее волосы были медовыми, густыми, они стекали по плечам, одним видом даря сладость. Моей сестре достались такие же…

Но мама любила меня. Уж не знаю – за что… Она первой вывела меня на сцену, решив, что нечестно в одиночку любоваться тем, как я, еще не научившись говорить, танцую посреди гостиной, набросив на плечи ее невесомый шарфик. Он был зеленоватого цвета, я помню. Как и мамины глаза… Они светились юной весенней листвой, когда она смотрела на меня. На мою долю выпало счастье, о котором миллионы и мечтать не смеют: меня любила лучшая женщина в мире.

Без нее я в нем просто потерялась… День засорен дурацкими действиями, которым я не отдаю отчета. Ловлю себя на том, что макаю чайный пакетик в пустую чашку… Мажу кусок хлеба маслом, которое даже не достала из холодильника… Вода бьется о раковину, но я не могу вспомнить, зачем повернула кран…

Зато мои ступни до сих пор помнят покалывания ворсинок темно-синего с песочными узорами ковра, тогда еще совсем нового. Его купили специально, чтобы не холодно было играть на полу. Я не забыла и свои игрушки: резинового жирафика, почему-то красного, я отгрызла ему рожки, когда чесались десны; пластикового снеговика с глуповатой физиономией; целую стаю песиков разных мастей и размеров – может, из-за них я так люблю собак? Но я не помню отца… Где он был в такие минуты? Почему не смотрел мои «выступления» вместе с мамой? В те годы он ведь еще жил с нами в этой квартире, в которой мама родилась и провела всю жизнь…