Все, что кажется высеченным в камне или неизменным, действительно может измениться. Верно то, что в больших и малых вопросах каждое изменение начинается в уме.
Ангела Меркель
Kati Marton
THE CHANCELLOR
Copyright © 2021 by Kati Marton
© Сайфуллина А.Д., перевод на русский язык, 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Она приезжает в тишине. Ни сирен, ни сигнальных огней, ни толп помощников. Ничего не возвещает о том, что Ангела Меркель прибыла в кирпичную потсдамскую церквушку неподалёку от Берлина. Меркель нарочно шагает слегка сгорбившись. Везде мерцают вспышки смартфонов, а она – женщина, которая так ненавидит объективы камер, – миролюбиво улыбается. Улыбается своему народу. Церквушка, которую посетила Меркель, располагается рядом со столицей, однако её посетители ни капли не похожи на представителей высшего общества, с которыми Меркель общается бóльшую часть рабочего времени. Её отец был пастором в почти такой же обычной приходской церкви. А молитвенный дом, в который Меркель заглянула сегодняшним сырым осенним вечером, стал для неё неким убежищем. В нём она может хотя бы ненадолго скрыться от беспокойства, которым пронизан её четвёртый, и последний, срок. Все реже и реже ей удаётся посещать родные бранденбургские земли. Всё реже и реже появляется возможность пройтись по близлежащим лесам. Когда спасаешь целый мир, отдыхать некогда.
Сегодня, в Оберлинской церкви, которую посещают те, кого можно считать семьёй, шестидесятитрёхлетняя канцлер Федеративной Республики Германия ненадолго позволяет себе расслабиться. Она одета как на работу: пиджак темно-изумрудного цвета, чёрные брюки и такого же цвета туфли. Меркель твёрдым шагом приближается к алтарю и усаживается на расположенный подле него стул с прямой спинкой. Пальцы её рук едва соприкасаются – сегодня этот молитвенный жест знаком немцам настолько хорошо, что существует даже соответствующий эмодзи[1]. «В детстве я слышала звон церковных колоколов каждое утро и каждый вечер, в шесть. Тоскую по тем временам», – обращается она к притихшим прихожанам, которые благодарны канцлеру, чрезвычайно сильно пекущемуся о неприкосновенности своей частной жизни, за эти редкие визиты. Всего на мгновение улыбка канцлера – искренняя, несвойственная политикам – стирает глубокие морщины, которыми испещрено её лицо. В последние годы жизнь первой канцлерин[2] Германии преисполнена общественных и политических волнений. Меркель, ставшую жертвой растущей волны всемирного популизма, яростно критикуют ультраправые, впервые со времён Второй мировой войны вошедшие в состав бундестага Германии.
«Когда я впервые пришла в школу, – продолжает Меркель, приоткрывая завесу тайны над тем, насколько непросто жилось дочери пастора в обители атеистов – Восточной Германии, – нам велели по очереди встать и сказать, кем работают наши родители». Она вспомнила, как одноклассники посоветовали ей: «Скажи: водителем». С точки зрения пролетария, работать водителем было престижнее, чем пастором, а в немецком «водитель» и «пастор» ещё и звучат похоже: Fahrer и Pfarrer.
«Мой отец – пастор», – упрямо ответила тогда Меркель.
Ей не нужно объяснять прихожанам, насколько опасной была подобная откровенность в Восточной Германии. Даже дети боялись привлекать внимание «всевидящего ока». Штази