Вот так все и произошло.
Я повстречала его в кондитерской. Он улыбнулся мне. Я была удивлена настолько, что улыбнулась в ответ.
Это была не простая кондитерская, где обычно покупают сладости для детей. Это был дорогущий магазин для гурманов, «Сладкий рай». Никаких вам дешевых леденцов на палочке или беленьких шоколадных поцелуйчиков. Нет. Это было место, где вы покупаете дорогие импортные трюфели для жены вашего босса, потому что чувствуете свою вину за то, что переспали с ним, когда были вместе на конференции в Милуоки.
Незнакомец покупал драже – сплошь черные. Он посмотрел на сумку в моей руке, на шоколад в глазури под цвет сумки.
– Вы должны знать, что говорят про зеленые драже. – Он пытался покорить меня распутной улыбкой, но я устояла.
– День святого Патрика?[1] – Именно по этой причине я их и покупала.
Он покачал головой:
– Нет. Зеленые драже превращают мужчину в похотливого жеребца.
Ко мне постоянно клеились мужчины, большинство из них не имели представления, что значит тонкость чувств. То, что болтается у них между ног, по их мнению, с лихвой возмещает то, чего недоставало в их черепушке. Иногда я все же позволяла одному из таких субъектов проводить себя домой по одной лишь причине: приятно было сознавать, что тебя хотят и что ты сама не прочь, даже если чаще всего приходилось разочаровываться.
– Это городская легенда, состряпанная ребятами-подростками, у которых играет гормон и которым больше ничего не надо.
Его губы изогнулись чуть больше. Улыбка была лучшим его достоянием – сияющая, на ничем в общем-то не примечательном лице. У него были волосы цвета намокшего песка и зеленовато-голубые глаза с поволокой. Очень мило по отдельности, а вместе с улыбкой так вообще неотразимо.
– Весьма удачный ответ, – сказал он и протянул руку.
Когда я протянула свою, он притянул меня ближе – медленно, осторожно, – пока не смог склониться надо мной и прошептать в ухо:
– Как насчет лакричной конфетки?
Его горячее дыхание защекотало мне кожу.
Я любила и люблю лакричные конфеты. Он увлек меня за угол прилавка, где стояла корзиночка, полная маленьких черных прямоугольников, – с этикетки на меня смотрело кенгуру.
– Попробуй эти. – Он поднес один из прямоугольников к моим губам, и я открыла рот, невзирая на надпись «Не пробовать!». – Они из Австралии.
Лакрица таяла на языке – мягкая, ароматная, липкая, что заставило меня провести языком по зубам. В том месте, где моих губ касались пальцы незнакомца, я чувствовала его вкус. Он улыбнулся.
– Я знаю одно местечко, – сказал он, и я позволила ему себя увлечь.
* * *
Паб назывался «Закланный ягненок» – жутковатое название для уютненького заведения, впрочем мало чем напоминающего своих британских собратьев. Он притулился на улочке, в центре деловой активности Гаррисберга. В сравнении с модными танцевальными клубами и шикарными ресторанами, оживляющими район, «Ягненок» казался иноземцем, чем, возможно, и пленил меня.
Он сел у бара, подальше от студентов колледжа, распевающих в углу песни под караоке. Ножки стульев шатались, и мне пришлось уцепиться за стойку бара. Я заказала «Маргариту».
– Нет. – Он качнул головой. Я подняла в ответ бровь. – Ты хочешь виски.
– Я никогда не пила виски.