– Смотри, какой малец!
– Он живой? Тощий-то какой!
– Выглядит скелетом, обтянутым кожей.
Я приоткрыла глаза и увидела троих парней. Один смотрел с любопытством, второй с брезгливостью, а третий с сочувствием.
Кто тут малец? Я девушка!
Хотела сказать, что со мной все в порядке, чтобы меня не трогали, но смогла издать только хрипы.
– У-у-у, похоже, дело дрянь… – покачал головой первый.
– Подыхает, – вынес вердикт второй.
– Давайте отнесем его в академию. Может, спасут бедолагу?
– А давайте!
Вот всегда самые большие проблемы начинаются вот с этого легкомысленного “а давайте…” По крайней мере, мои проблемы так точно.
– Он весит не больше кошки. Точно сейчас дух испустит, – “подбодрил” сочувствующий, беря меня на руки.
– Что на нем за тряпье?
– Да какое нам дело? Шевели косточками, – скомандовал один из троицы, тот, который брезгливо посматривал. Очертил вокруг себя оранжевыми искрами круг и крикнул: – Держитесь за меня, переносимся в академию!
– Нельзя напрямую! – вырвалось у того, кто держал меня на руках, но поздно.
Круг вспыхнул, а потом нас с силой швырнуло в сторону, разбросав, как горсть камней.
Что-то хрустнуло, где-то ойкнули, рядом застонали.
А потом около нашего лежбища вспыхнула алая арка. Силуэт огромного мужчины с огненным шаром в руках загадочно темнел на фоне красных лепестков пекла. Пламенная сфера шкварчала, материлась на трехэтажном магическом, молила отпустить, но мужчина словно не слышал. Сделал шаг вперед, и я увидела маску, оставляющую открытой нижнюю половину лица. Разглядела, как кожа на крупных руках пузырится от огненного шара, съедается докрасна, до мяса, а потом заживает вновь.
Вот это регенерация!
– Это тот самый опаздывающий Сворски? Вижу, причина уважительная – почти смерть. – Невероятный незнакомец развернулся на пятках и бросил через плечо: – За мной! Приползешь – зачислим и вылечим. Нет – слабаки Мужской Академии Магии не нужны.
– Ползи, Сворски! – крикнул мне прямо на ухо парень, который до этого нес на руках. Тот самый сочувствующий.
– Я не Св… – прохрипела я, но тут же мне закрыли рот ладонью, а на ухо зашептали:
– Теперь Сворски, если хочешь жить.
А жить я хотела. Очень. Подо мной был пепел и ни клочка жизни, земли – безжизненное поле. Негде напитаться магией жизни. До полосы зелени позади не доползу: сил не хватит. А вперед попробую.
Мне еще нужно Гордона со света сжить.
Стоп. Мужская академия магии? МАМ? Так тут же преподает мой враг, вендетту ему в печень!
Доползу! Кожу сотру, кости поцарапаю, но смогу.
Неделю назад…
– Как можно так петь, зная, что завтра тебя высушат? – в коридорах тюрьмы раздался изможденный голос женщины. – У меня мурашки по коже от ее голоса!
– Нечего было упрямиться! Вышла бы за Гордона да жила припеваючи. Чем он ей не угодил? Внешне неплох, богат! Подумаешь, старше немного! Зато любит как… – мечтательно ответили из другой камеры. По голосу было невозможно определить ни возраст, ни пол собеседника.
– Правильно делает. Это не любовь, а одержимость! Не успеет брачная ночь пройти, как он душу из нее вынет. Станет птичкой в золотой клетке. Не сможет она так.
– Тебе-то откуда знать? – фыркнули из темноты.
– Только послушай ее голос! Тут и знать нечего. Так звучит сама свобода. – Над тюремной сыростью вознесся мечтательный вздох.