Янтарный мундир. Вступление
Однажды, следуя по делам службы, очень и очень торопясь, я шел через Сенную площадь. Прорубаясь через шумную оголтелую толпу, я вдруг заметил добрую старушку, в руках у которой был какой-то необычайный воинский мундир чудесного янтарного цвета. «Купи, батюшка – прошамкала она – тебе в нем будет счастье». «Почему же это?» «Сам прусский король его клеил, да наши богатыри отобрали его себе, померли уж все». Хм. «А почем продаешь?» «Сто рубликов». Сто рубликов! Ну, у меня в кармане не было означенной столь довольно весомой суммы, я накануне невзначай сильно поиздержался, торговаться я не хотел, не умел, да и не было времени – начальство требовало моего присутствия незамедлительно. «Я – говорю ей – завтра же за мундиром зайду, ты уж будь здесь». «Как знаешь – ответила старушка – завтра так завтра».
На следующее утро, одолжив у приятеля сто рублей, а то и сто десять, я устремился во всю прыть на Сенную. Я снова врубился в дурную и гогочущую толпу, и обошел, терпя брань и несносные насмешки, все самые укромные и отдаленные уголки безбрежной площади. Но загадочной старушки нигде не было. Тщетно я искал снова и снова. «Где она?» – спросил я у ее соседок, продающих сметану, плавленые вонючие сырки и калорийное пальмовое молоко. «Лизавета Петровна?» – хором удивились старушки – так ейному мужу вчерась на мосту каленым ядром отвинтило голову, и она пошла его навестить. Отнести сметану, яйца». «Что за ерунда – подумал я – каким это ядром, как это так на мосту отвинтило голову, как это так пошла навестить, как это так – сметана и яйца».
Что ж, всякое бывает. Наш мир и наш город в частности, как известно, переполнен всевозможными чудесами, как мокрый носовой платок – мерзкими микробами. Сунь его в карман, и вот они уже разбегаются по всему телу. Между тем, кого-то эта самая Лизавета Петровна со своим несчастным безголовым мужем мне напоминала. «Уж не приходилась ли она ранее невестою покойному Вячеслав Самсоновичу?» – спрашиваю. «А как же – охотно подтвердили разговорчивые старушки – еще как приходилась, и на лодке вместе плавали». Плавали. А Лизавет Петровна просила передать, что ни сегодня, ни завтра сюда не придет. Уж боится, не из полиции ли вы, и не посадите ли ее на гауптвахту за то что янтарный мундир посреди Сенной площади кому угодно торговала. А не надо бы, конечно.
«Ну нет конечно – думаю – какая уж теперь гауптвахта, времена сейчас тихие и человеколюбивые, не то что три или четыре года назад, когда и за одно неаккуратное словечко могли упечь за десять тысяч верст бог знает куда, одним словом, куда-нибудь далеко-далеко, аж за Третью рогатку. Там следы человеческие теряются и вообще потом до тебя и твоей несчастной персоны никому нет особого дела». Ну, может быть, волчок – серый бочок придет тебя проведать, а так в целом немноголюдно.
В это время прямо через упомянутую площадь проезжало некое важное уполномоченное лицо; отряды лихих бутошников бросились на толпу, заработали дубинки и алебарды, толпа навалилась, подалась назад, и старушки все как есть потонули в орущем и страшном людском водовороте. Больше я их тут не видел.
Вот так вот от меня и ускользнул и сгинул в туманной неизвестности чудесный янтарный мундир, и сама Лизавета Петровна, которую я в молодости довольно хорошо знал, а она меня забыла. Да и многие знали, чего греха таить. Что же касается янтарного мундира, который она столь неаккуратно сбывала абы кому с рук, то его прежнему владельцу он вряд ли принес слишком уж много счастья.