"Сегодня на обед давали рагу с переваренной картошкой и несколькими нитями куриного мяса. Дрянь, но есть можно. Это уж точно лучше, чем гадкая манная каша, которую тут подают в любой день недели на завтрак, обед, ужин и прочие приемы пищи, о существовании которых люди за пределами больничных стен даже не подозревают".
Утро начинается с медсестры, громко вкатывающей в палату дребезжащую тележку с таблетками. Обмякшие со сна пациенты, гонимые зычными призывами медсестры, почесываясь, сходятся у тележки в ожидании. Как правило, утренний прием лекарств проходит в полной тишине, если не считать ленивые покрикивания санитарки, по мнению которой пациенты всегда медлят и никогда не проявляют к такой важной процедуре должного внимания. Пилюли нехотя проглатываются, тележка со скрипом удаляется, а пациенты оседают на своих койках. До наступления завтрака их больше не побеспокоят.
К. лежал на кровати и смотрел в потолок. По выбеленному потолку, угловато извиваясь и кривясь, ползла миллиметровая трещинка. К., не зная, чем себя занять, часто смотрел на нее и представлял, как та начинает разрастаться и толстеть. Он воображал, как трещина, расширяясь, огибает палату и, оплетая собой все больничное здание, разваливает его на куски, погребая под грудой камней и больных, и здоровых.
На подоконнике возле постели К. лежала тетрадка, ручка, рулон туалетной бумаги, надкушенная с вечера булочка и книги, сложенные кривой стопкой. Чтение было одним из немногих доступных К. способов убить время и хоть как-то отогнать сигаретные мысли, что осаждали его непрестанно. Он просыпался с желанием покурить, с ним же ложился спать. Никотиновая ломка сводила с ума. К. казалось, что, если б ему выдавали больше шести сигарет в день, то все в его жизни было бы хорошо. Хоть он и помнил, что раньше, до попадания в больницу, он выкуривал порядка пятнадцати сигарет в день и счастливым от этого себя не чувствовал, но мысль о том, что все дело в количестве, его не отпускала. До утренней выдачи положенных трех штук оставалось еще больше часа. Сначала можно почитать, потом должны принести завтрак, который, без сомнения, будет отвратительным, но поможет скоротать еще полчаса, а уже после придет миловидная старушка-кухарка с набитым сигаретными пачками карманом передника.
К. взял с подоконника "Записки из мертвого дома" и попытался безостаточно погрузиться в текст. Описываемые в повести ужасы каторжной жизни ощущались затхлыми и темными, но особого трепета не вызывали. К. проводил параллели между собой и героем книги и находил много схожего в двух судьбах, ничего общего не имеющих. Сцена с банькой, набитой вшивыми заключенными, слегка покоробила. К. вспомнил, как несколько дней тому назад ему вместе с соседями по палате пришлось мыться в тесной ванной комнате, где было душно и пахло потом. По скомканным и брошенным на пол больничным пижамам топтались сперва грязные, а позже чуть менее грязные ноги. Обилие мужских голых тел, неухоженных, волосатых и дряхлых туш отвращало К. от гармонии природного естества. В тот момент даже сам себе он казался омерзительно человеческим. Лучше быть грязным, чем вновь проходить через каторжную баньку с пауками и безопасным бритьем под пристальным наблюдением медсестры.