Предисловие
Утренняя заря еще слабо осветила небо своим красным заревом, а обитатели монастыря были уже все на ногах. Братия, высыпав из своих келий, толпилась на площадке у Троицкого собора, в полголоса обсуждая приезд гонца из столицы. Все ждали появления игумена.
– В храм! В храм! – закричал, выбежавший на крыльцо настоятельской кельи ключник. – Владыка идет. Служебную требу готовьте.
Иноки крестясь, поспешили в собор, где расположившись по чину, встали в ожидании.
Игумен вошел в храм, как обычно неторопливой поступью, опираясь на свой посох. Псаломщик, начавший было читать молитву, прервался на полуслове, увидев поднятую рукой владыки. Иноки с удивлением смотрели на своего настоятеля.
– Братия! – проговорил он, подойдя к иконостасу, и обводя присутствующих взглядом. – Почил великий государь наш, Иоанн Васильевич. Давайте помолимся за упокой души его.
– Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставлешагося раба Твоего… – хором запели монахи, осеняя себя крестным знаменем.
Дождавшись окончания молитвы, владыка, перекрестившись, подозвал ключника. Шепнув, что-то на ухо, он также неторопливо направился к выходу. Остановившись у дверей, игумен повернулся к недоумевавшей братии.
– Молитесь, брати! – проговорил он, перекрестив всех присутствующих. – Молитесь!
Выйдя из собора, владыка направился к своей кельи. Но пройдя несколько шагов остановился:
– Что ж теперь будет? – проговорил он вслух, подняв глаза к небу. И небо, словно разделяя его печаль, покрапало небольшим дождиком.
– Благодарю тебя Господи! – перекрестился настоятель и вошел в свою келью.
Сев за стол, он еще раз перечитал письмо. Подчерк царя владыка знал хорошо. Ему не раз приходилось переписываться по неотложным делам. Поэтому сказанное в нем он воспринимал, как приказ к дальнейшим действиям.
– Владыка! – раздалось у дверей. – Владыка, я собрал всех, как ты сказал.
Игумен, оторвавшись от письма, повернулся и кивнул головой. Вошедшие иноки, молча перекрестившись, остались у порога.
– Присаживайтесь, – проговорил настоятель, указывая на лавку. – Думу думать надо.
Дождавшись, когда все усядутся, игумен зачитал письмо.
– Что скажите, брате? – спросил он.
– Что тут сказать, владыка! – поднялся один из монахов. – Государь, да упокой Господи его душу, ясно указывает нам, чтобы и впредь берегли мы как зеницу ока Софьино наследство, да по мере сил своих старались приумножать его.
– Дозволь, владыка и мне слово? – поднялся другой, убеленный сединой, инок. – Думается мне, что приумножить – это уже вряд ли у нас получится. Сохранить бы – уже великое дело сделаем. Но тяжко нам будет без поддержки государя. Уж больно лакомый кусок. Как бы не растащили по рукам, собранное с таким трудом.
– Кто ж посмеет-то? – удивился иерей.
– Да злопыхателей и завистников хватает, Савва! – проговорил настоятель, убирая письмо в шкатулку. – Федор же Иоаннович, что греха таить, здоровьем слаб, все на Борисе держится. Не буде законного царя, бояре в разнос пойдут. Да и легаты папские, вновь опять объявились, чуют, что поживиться можно.
– О! Эти как стервятники, если вцепятся, не вырвешь, – вставил ключник.
– Это точно! – согласился игумен. – Поэтому, брате мои, я так разумею. Надо нам книговник государя разделить на две части.