Приговор прозвучал ударом тяжёлого молота, и в зале мгновенно воцарилось молчание. Лишь затихающее эхо слов главы, звенящее в сводах огромного зала, нарушало повисшую тишину. Это решение стало огромной неожиданностью для всех присутствующих, а Эдван чувствовал себя так, словно его только что окунули в ледяную воду, настолько сильно слова Горана Морето вышибли его из колеи. Вся злоба и желание бороться с проклятыми благородными, что горели в нём буквально несколько мгновений назад, мгновенно потухли, словно старые свечи, оставляя после себя лишь лёгкий дымок недовольства.
– У… уважаемый глава, вы уверены в своём решении? – хрипло переспросил главный Хранитель знаний, сидящий у дальнего края стола. Он был единственным, кому хватило духу высказать вопрос, которым задавался почти каждый в этом зале. Агар Линн, услышав это, покачал головой и прикрыл глаза, а Ли Джоу, наоборот, позволил себе оскалиться в довольной ухмылке, откинувшись на спинку стула так, чтобы глава города его не видел.
Мастер Ганн, который в это время сидел на скамье свидетелей, заметил эту ухмылку и нахмурился, после чего на мгновение встретился взглядом с Гораном Морето и, не уловив в том ни тени сомнения, тяжело вздохнул. Не такого исхода событий он ожидал, надеясь посмотреть, на что способен его самый выдающийся ученик. Не такого. Однако сделанного уже не воротишь, и заставить передумать столь упёртого человека, как Горан, было попросту невозможно. Приговор считался окончательным и не подлежал обсуждению; единственным, кто мог бы его отменить, являлся следующий глава города, но к тому времени, когда он придёт к власти, Эдван уже месяц будет находиться в изгнании. Между тем патриарх семьи Морето мрачно оглядел собравшихся в зале и всё же соизволил ответить на озвученный вопрос.
– Не собираюсь повторяться. Тем, кто не чтит наши законы и не нуждается в нашей защите, нет места внутри этих стен, – проговорил мужчина и поднялся с кресла, тем самым объявляя суд оконченным.
Уходя, он бросил короткий взгляд на Лаута и еле заметно усмехнулся, про себя одобряя поведение мальчишки. Начни тот сейчас молить о пощаде и плакать, прося отменить приговор, глава мгновенно потерял бы к нему всё уважение. Однако юноша обошёлся без глупых сцен, столь свойственных юнцам. Лицо Эдвана застыло непроницаемой маской, словно он был холодной ледяной статуей. И Горан мог лишь надеяться, что столь достойное поведение вызвано внутренним стержнем и твёрдостью характера, а не сильным шоком и оторопью. Впрочем, какими бы ни были истинные причины, самым главным для главы оставалось то, что подсудимый принял вердикт достойно, хотя бы внешне.
Глава уже удалился, а Эдван всё продолжал стоять на месте, глазея на пустующее место главного судьи, не в силах поверить в произошедшее. Его изгнали. Взаправду, окончательно и бесповоротно. Изгнали, оставив один на один с суровым миром за городской стеной. Все мечты, надежды и планы юноши в одночасье рухнули, словно старое сухое дерево под ударом умелого дровосека. Неотвратимый и жестокий удар судьбы настиг его, наказав за дерзость. И на что он вообще рассчитывал, препираясь с главой? Сейчас все мысли, что кружили в голове буквально несколько минут назад, казались наивными, странными и очень глупыми… но было уже поздно. Сделанного не воротишь.