Глава 1
Остаток дня я посветил тому, что осмотрел замок. Его строили многие поколения, и как это водится, каждое вносило что-то свое. Первая постройка относилась видимо к 11-12 векам. Тогда в самом начале это крепкая башня Донжон. Со временем первоначальная постройка, которая выделялась более темными камнями, превратилась в основную часть замка, в его сердце. Последующие владельцы замка вносили изменения и добавляли новое в духе своего времени, что привело к тому, что архитектурная целостность замка была нарушена: маленькие окна соседствовали с большими, а те, в свою очередь, с бойницами. Старые башни нелепо смотрелись с декоративными. В настоящее время решено было оставить только самую древнею часть замка в которой и должен был располагаться музей. Всё остальное должно было быть снесено. Строители не работали, и в будущем музее никого не было.
В нем имелось, по меньшей мере, тридцать семь комнат. Из них не было ни одной полностью отреставрированной. Я бродил по этим помещениям, перешагивая через горы мусора, обрезок досок, опилок и прочего строительного хлама. Уже поздним вечером зашел в комнату, отличающуюся от других.
Работы не коснулись её. В отличие от других комнат, здесь не было мусора, по стенам не висели леса. Долго стоял там, рассматривая старые гобелены, изображающие охотничьи сцены. В глубине комнаты стоял альков, увенчанный короной.
В ту ночь ветер ревел и завывал в ветвях деревьев. Неожиданно мною овладела мысль, что мы со стариком в замке не одни. Откуда-то сверху доносился звук не то, чтобы шагов, но какого то движения. Звук не поддавался описанию, разве что исходил от чего-то, двигавшегося взад-вперед, взад-вперед в узком пространстве. Вышел из комнаты и прислушался, потому что звук, казалось, плыл сверху вниз по лестнице – иногда он слышался явно, иногда доносился лишь шорох; поэтому я стоял там и прислушивался, прислушивался, прислушивался, пытаясь установить его источник, пытаясь на основании рассуждений дать ему какое-либо объяснение, так как ранее его не слышал, и, наконец, пришел к выводу, что ветер, должно быть, прибивал ветви деревьев к дому и водил ими туда сюда по стене. Я попытался утвердиться в таком мнении и возвратился комнату. Однако звук начал доставлять мне всё больше беспокойства. В конец измучился, пока наконец, удалось уснуть. Однако это было ещё хуже, чем явь. Я был буквально ошарашен гротескными до предела сновидениями, в которых играл пассивную роль и испытывал всякого рода временные и пространственные метаморфозы. Вдруг всё рассеялось, и я увидел ясный сон. Увидел опять эту комнату короля. Так же ясно, как будто сам присутствую в ней. Однако нет, как будто смотрю на происходящее в этой комнате из-за какой-то ширмы. Ясно вижу большого длиннорогового оленя, в отчаянной позе остановившегося над ручьем, и трех настигающих его охотников. В глубине на алькове по синему штофному балдахину вышиты белые лилии. Рядом стоят два человека. На одном я вижу монашескую рясу, у другого грудь в латах, длинные, немного кривые ноги в лосинах и ботфортах. Однако лица обоих я разглядеть никак не могу.
– Вы выразили желание встретится со мной, сир. Я полагаю, Вы хотите снять с души какое-то ужасное бремя, – сказал тот, на ком была одета ряса.